Она ещё что-то невнятно пробормотала и затихла, ровно засопев носом, а мысли мои лениво ворочались, не в силах вспомнить, кто я, где нахожусь, и кто это девушка. Устав от бесплодных попыток, мой мозг отключился, и я уснул.

Книга 1. Второе рождение

Часть I. Ученик

Глава 1. Деревенский дурачок

Сознание возвращалось медленно. Перед глазами кружились, как мыльные пузыри цветные пятна, мелькали лица и события. Я не мог остановить этот хоровод, чтобы спокойно, без суеты подробно рассмотреть хоть одну картинку. В голове — ни одной связной мысли. Стоило мне попытаться хоть что-нибудь вспомнить, как сразу же начиналось мельтешение калейдоскопа самых различных картин, бог весть, когда и где виданных, и почему-то отложившихся в моей памяти — белые облака на ярком фоне насыщенного синевой неба, гуси, курицы, коровы и прочая домашняя живность. Или вот картинки, которые меня вообще шокируют. Это я гляжу в иллюминатор флайера и вижу, как проносятся мимо моего взора коттеджи пригородного квартала, в котором живу последние двадцать лет. Иллюминатор? Флайер? Коттедж? Что это такое? Какие двадцать лет, когда мне всего семнадцать?

А вот мамино лицо, кому-то сердито выговаривающее что-то, сменилось бородатым лицом отчима с ухмылкой, ничего хорошего мне не обещающей. Его большая окладистая борода вдруг превратилась в небольшую козлиную бородку, на голове появился цилиндр с небольшими полями и крупными звёздами на опоясывающей тулью ленточке. Отчим тыкал в меня пальцем и почему-то на английском языке говорил:

— I want you for U.S. Army.

Внезапно в голову ворвался резкий звук удара металла о металл и как будто пробку из ушей выдернули. На меня обрушились звуки, а заодно и запахи. Чей-то женский голос, который я в следующую же секунду распознал как мамин, говорил:

— Костя, ты уж осторожнее вези, последние мозги сыночку моему не растряси. И так их у него не шибко много.

Ей ответил юношеский басок:

— Не переживайте, тётя Глаша, довезём вашего Васю в целости и сохранности. Ужели ж он, после двух молний подряд в живых остался, то таперича долго жить будет, не сумлевайтесь.

— Степан Николаевич, вот уважьте, возьмите туесок, я туда пару яиц варёных положила, две картошины и две луковки. Хлеба нетути, не обессудьте. Долго-то не держите его там, в больнице. Сами знаете, дурачок он у меня от рождения, ничего ему не должно сделаться, вон даже молнии ему нипочём.

— Спасибо, Глаша, — ответил ей густой мужской голос, — сколько ему в больнице лежать, это как Филатов скажет, он дохтур, ему и решать. А я что, я простой фельдшер. Ну, мы поехали, трогай, Костя.

Послышался характерный шлепок вожжами по крупу лошади, и Костин голос произнёс:

— Но…о, пошла, родимая …

Телега стронулась с места, и мы поехали. Я попытался открыть глаза, но вдруг голова у меня закружилась, и сознание снова покинуло меня.