– И я!

– И я!

– Трое, ну хорошо, запишу.

– Минаева? – Общее молчание. – Mesdames, кто хочет Минаева?

– Я хочу!

– Франк?

– Ну да, я.

– Еще кто?

– Никто, пиши: одна!

– И напишу, разумеется, напишу!

– Медамочки, да ведь это неловко, – пробовал кто-то запротестовать, но класс зашумел:

– Неловко, так и пиши с Франк, кто тебе мешает.

– Бульдожка, иди в Санчо Пансы к Дон Кихоту, ты, право, похожа!

– Отстань, ты сама на Росинанта[123] смахиваешь.

– Да бросьте, душки, ну время ли теперь ссориться! Значит, Минаева одна Франк. Дальше?

И так перечислены были все учителя и классные дамы чужих классов, многие были совсем забракованы.

Франк отделилась от группы, села к своему столу и, вынув большой лист бумаги, на углу которого был наклеен белый голубок с письмецом в клюве, начала выводить по-французски: «Monsieur l’inspecteur, vu le bal annuel que donne la premiere classe ce 27 decembre, j’ai l’honneur et le plus vif plaisir de vous inviter…»[124]

Рука писала, а кончик языка от усердия высовывался и двигался в такт перу. Запечатав конверт с голубкой, Надя четко вывела адрес: «A monsieur l’inspecteur de l’institut»[125]. И, моментально сбежав вниз, она тайком вызвала из швейцарской швейцара Якова, сунула ему в руку двугривенный[126] и письмо.

– Это Минаеву – приглашение на бал; как он придет, Яков, так и отдайте!

В этот день Яков получил много двугривенных монет и много писем для раздачи и рассылки учителям.