Несколько минут она постояла у окна, наслаждаясь видом, спешить было некуда, весь день принадлежал ей, и она чувствовала, что день будет удачным. На сверкающей бирюзовой поверхности моря она увидела несколько кораблей, вернее, маленьких прогулочных катеров и один парусник, за ним она и стала наблюдать, отпивая чай маленькими глоточками. Полная картина покоя и безмятежности, подумала Фатима, никаких посторонних шумов, только песня ветра и сверкающее море. Отсюда слышать прибой она не могла, дом стоял на холме далеко от воды, но это было нестрашно, зато у нее был этот фантастический вид и минимум соседей. Она любила море, здесь, в Такасе, оно было прекрасным всегда – и летом под солнцем, когда оно приобретало этот бирюзовый оттенок, свойственный более южным и теплым морям, и в пасмурные дни, когда небо, отражаясь в воде, наделяло ее своими темными красками. Картина была жуткая, но прекрасная – черное громадное зеркало, застывшее в ожидании бури. Это был маленький уголок мира, который она умудрилась полюбить по-настоящему, полюбить настолько, что уже считала его своим домом.
А ведь прошло всего 5 лет, подумала она, подставляя лицо ветру и щурясь от солнечных бликов на воде, 5 лет – и я уже привыкла. Она вспомнила первый Новый Год в этом доме, они с Яном нарядили громадную ель в почти пустой гостиной, а потом носились по пустым комнатам, распевая песни и веселясь, как сумасшедшие. В тот год шел снег, что было крайне удивительно для этого города, соседи говорили им, что это хороший знак, это к удаче. Они с Яном и соседским мальчиком, всего на год старше – а теперь эти двое стали не разлей вода – скакали во дворе и ловили ртом снежинки. Потом она оставила детей и пошла к обрыву – там кончался ее двор – и долго смотрела, как густой снег падает в темное море, оно казалось ледяным, как и ее сердце. Но это лишь видимость, думала она тогда, не в силах оторвать взгляд от этой завораживающей картины, под этой темной толщей скрыты теплые течения, никто их не видит, но они есть, и они согревают эту громадину, не дают ей промерзнуть. Дети бесновались под первым и, скорее всего, последним в этом году снегопадом, а она долго стояла, смотрела на снежинки, падающие в море, и думала о Нем. Она не знала, как его зовут, откуда он и кто он, но он стал тем самым теплым течением в ее сердце, невидимый никому, но согревающий.
5 лет. Свой день рождения она тоже впервые отметила не в разъездах, и не в депрессии. Может, потому, что Ян был с ней, он нарисовал ей открытку, очень трогательную и нежную, украсив ее приклеенными осколками ракушек и стеклышками, отполированными морем. С гордостью он рассказал ей, как после занятий по подготовке к школе он с Тимуром – так звали соседского мальчика – каждый день ходил на пляж и искал ракушки и стеклышки.
– Конечно, мы ходили не одни, – с серьезным видом добавил он, не успела она даже открыть рот, чтобы возмутиться или просто спросить, – его папа гуляет там с их собакой каждый день.
Он расторгал ее до слез, и это было так прекрасно. И осень была не такой угнетающей здесь, может, потому, что всё сглаживалось: деревья тоже желтели и облетали, но пальмы – нет, они удерживали лето вокруг себя, не давали осени и унынию проникнуть в город и завладеть им. А главное, в Такасе не было зимы. Не было морозов, не было ненавистного снега, за все 5 лет Фатима видела его лишь в первый Новый год. И это было просто чудесно. Да, в зимние месяцы было сыро и довольно промозгло, но она готова была мириться с дождем и пронизывающим ветром с моря, лишь бы не снег и мороз. Ну а весна, она везде была прекрасна, а дома – особенно.
Постепенно они обросли вещами и людьми, ее знакомые, партнеры, друзья Яна, домработница и няня, все они стали привычной декорацией их жизни, и это было неплохо, странно для нее, но не плохо. Они отремонтировали и обставили дом, привели двор в порядок, Фатима не жалела денег на безопасность, она-то знала все слабые места. Этот дом на холме стал их маленьким миром, где они могли отдохнуть и забыть обо всем, кроме друг друга. Иногда по вечерам они даже ходили в гости к соседям или приглашали их к себе, жарили мясо во дворе и пили вино или чай под звездами. Фатима была вынуждена признать, что то, чего она так панически боялась и избегала, оказалось на самом деле очень приятным и даже… счастливым? В душе она полагала, что да, но произнести это, признаться хотя бы себе самой – еще не могла. В один из таких летних вечеров, когда они с Яном только вдвоем сидели у горящего костра на заднем дворе и молча смотрели в огонь, исчерпав, казалось, уже все темы, он вдруг сказал:
– Знаешь, мам, я так рад, что теперь у нас есть дом и всё это, – он развел руки, показывая больше, чем двор и город за его пределами, – наверное, я счастлив.
Ему было 9 лет, и он смутился, говоря о счастье, но она не засмеялась.
– Я думаю, я тоже. – Ответила она, и каждое слово было взвешенно, было правдой.
И она была счастлива, потому что могла оставаться собой. Она как всегда что-то недоговорила, она была счастлива не только потому, что у них был дом и новая размеренная жизнь, она была счастлива, потому что ее старая жизнь никуда не делась, она по-прежнему была Фатимой. И она по-прежнему обманывала, и хуже всего было то, что она обманывала сына. А может, как раз это было к лучшему.
– И я всё ещё вру, – прошептала она, провожая взглядом парусник, – и сейчас снова займусь поисками тем для нового вранья. Такая уж у нас мама.
Она наконец оторвалась от прекрасного вида, парусник, на который она смотрела, ушел из поля зрения, но главное – время шло. Ян не будет весь день гулять, конечно, он не станет беспокоить её, если она захочет уединиться здесь, но она и сама не хотела проводить день без сына, свой выходной день. Она итак слишком много работала – как-никак, работала за двоих – поэтому не хотела тратить свободные часы ни на одну из своих двух жизней, ведь у неё была ещё и третья жизнь – жизнь матери.
Она отошла от окна и села за стол, глубоко вдыхая свежий воздух, ей нравилось, как ветер гладил ее по лицу, когда она работала, это освежало мысли и хоть как-то скрашивало скучное заполнение счетов или просмотр рекламных буклетов. Но когда за этим столом работала Фатима – никакого ветра она уже не замечала, разве что сознательно отвлекалась и делала паузы, и тогда красота за окном помогала думать, она могла долго сидеть, глядя далёким взглядом на синюю громаду моря, а мысли её летали очень далеко от этого места. Но сейчас она была здесь, и душой, и телом, и она знала, что её ждет кое-что интересное.
Она получала много писем, очень много, слишком много, большинство не заслуживало внимания, но некоторые были не просто ловушками – стоило открыть такое электронное письмо – и всё, ее местоположение высветится, как фонарик в ночи. Поэтому теперь все письма сначала проверяла специальная программа, автором которой был ее старый знакомый и, можно сказать, почти уже настоящий друг – Пророк. Вчера она поставила на проверку 20 писем, и с нетерпением ждала результатов. Потирая руки, она включила ноутбук и открыла почту. Из 20 писем осталось 7, и это только неопасных. А много ли стоящего в этих письмах, задумалась Фатима. Ну, пока не попробуешь – не узнаешь, это был жизненный девиз Яна, и он, надо сказать, волновал ее, но пока несильно.
Итак, начнем, подумала Фатима и открыла первое письмо. Ничего интересного, и она всё ещё ощущала ветерок, гуляющий по комнате – верный признак того, что она не погружена в то, чем занимается. Так она прочла первые три письма, отпивая чай маленькими глотками и с удовольствием подставляя лицо ветру. Все изменилось, когда подошла очередь письма под номером 4. Номер Судьбы и Смерти, подумала Фатима, вспоминая, как она ползла по вентиляции в международном посольстве, тогда цифра 4 спасла ей жизнь, а что она принесет сегодня, судьбу или смерть?
Но эти мысли недолго вертелись в голове, как только она начала читать, все мысли выветрились, даже ветерок пропал, она забыла где она и кто ее вторая личность, она полностью погрузилась в работу.
Это было самое необычное письмо из всех, которые она когда-либо получала, может потому, что ещё никогда её не просили отомстить за ребенка так холодно и расчетливо. Люди всегда хотели убрать конкурентов или отомстить бывшим друзьям или возлюбленным за совершенно идиотские вещи, а чаще всего просто за то, что кто-то стал счастливее и продолжает жить. Но у таких мстителей не было денег, чтобы нанять ее, как не было и веских причин, а ей нужны были причины, с некоторых пор это стало важным, может, с тех пор, как ее сыну понадобилось знать причины всего на свете.
Она привыкла работать с людьми, лишенными эмоций, это всегда было проще и правильнее, эмоции разрушительны, они полезны разве что в искусстве, но в деловом мире они – самое губительное зло. И это письмо выделялось тем, что эмоции, бушующие в нем, были холодными, как шторм в Ледовитом океане. И еще ее задели за живое – в письме речь шла о ребенке, ребенке, которому сейчас исполнилось бы 11 лет, то есть, почти ровеснике Яна.
Всё было просчитано и спланировано, ее это восхитило и даже немного насторожило, человек, столько лет живущий наедине со своей местью – тут есть от чего насторожиться. Но, в конце концов, она и сама прекрасно знала, что это за жизнь, и это тоже послужило причиной, по которой она дочитала письмо и просмотрела прилагающийся к нему видеофайл. И когда она закончила, губы ее были сжаты в тонкую полоску, а ногти так глубоко впились в ладони, что кое-где даже проступила кровь. И конечно, у нее не осталось сомнений, что тихий период закончился, и на охоту снова выходит Фатима. Это дело послала ей сама Судьба. Как, впрочем, и все предыдущие.
Отставив чашку в сторону, она погрузилась в письмо, становясь Фатимой всё больше и больше.