– А что, у меня есть другие друзья? – спрашиваю я.

Впрочем, откуда ей знать.

– Я очень сожалею о случившемся, Саймон. Но мне сказали, что твоя подруга, возможно, поправится еще очень не скоро. Не можешь же ты поселиться в больнице и прогуливать школу!

Я смеюсь, хотя мой смех рассчитан исключительно на эффект – я даже отдаленно не нахожу это смешным.

– Мне восемнадцать лет, я не обязан ходить в школу.

– Может, и так, но ты не родственник этой девочки. Администрация не позволит тебе оставаться у нее в палате.

Она недооценивала меня с детского сада. Казалось бы, к настоящему моменту она должна была уже выучить урок.

– Ты забываешь, что меня произвели на свет двое юристов. Тебе, конечно же, знакомы правила посещения федеральных больниц?

Я вытаскиваю подписанную Линдой форму из заднего кармана джинсов и протягиваю ее через стол. Моя мать салфеткой аккуратно удаляет с бумаги каплю майонеза, прежде чем развернуть ее и прочитать.

Она поднимает голову и возвращает мне листок. Я вижу: до нее по-прежнему не доходит, что я выиграл.

– Ну хорошо, допустим, закон позволяет тебе остаться. Но я этого не позволю. Ты возвращаешься домой вместе со мной, Саймон!

– Или что? – спрашиваю я.

Ее изящные маленькие ноздри раздуваются.

– Что значит – «или что»?

– Это значит, что если ты хочешь, чтобы я уехал, тебе лучше придумать какую-нибудь ужасную угрозу, которая на меня действительно подействует.

– Я могу прямо сейчас позвонить твоему инспектору и рассказать ему, что ты расширил свой криминальный репертуар, который теперь включает мошенничество с кредитными картами.

– Валяй, – разрешаю я. – А я тогда расскажу всем в этом задрипанном модном городишке, кто ты на самом деле такая.

Мать поднимает свои превосходно вылепленные брови и смеется. Она понятия не имеет о том, что ее секрет раскрыт.

– И кто же я на самом деле такая, Саймон?

– Дочь Кишки! – говорю я, глядя ей прямо в глаза.