— Сэр, неужели нет никаких вариантов? Я клянусь вам, что не виновен! Да и как бы я смог убить мистера О’Грейди? Вы посмотрите на меня, Дэвид, да я бы даже поранить его не сумел!

Гейл скептически оглядел меня, оценил уровень и несколько виновато произнес:

— Понимаешь, Скиф… Наводка на тебя сверху пошла. Дело на особом контроле, так что не выгорит никак.

Резко отвернувшись, он дал команду продолжать движение, а если я снова заговорю, разрешил сломать мне руку. О том, что это он так своеобразно пошутил, можно было догадаться только по гоготу конвоиров.

Я шёл, опустив голову, и возле портала в инст, в правое крыло тюрьмы, периферийным зрением заметил скалящегося Атиякари, реального убийцу. Похоже, сегодня его смена по наблюдению за мной. Если это решено сделать постоянным, то мне впредь стоит быть осторожным и хорошо проверяться, активируя проклятие нежити.

Небольшое помещение зала суда находилось прямо в здании тюрьмы, и из него вело два выхода: в тюремные камеры и на волю. В тюрьме Гейл передал меня из рук в руки уже знакомому седовласому тюремщику Древнику. Тот за весь путь до зала суда не вымолвил ни слова и, лишь оставив меня, одними губами произнес:

— Удачи, Скиф.

Сам он встал рядом. Меня тут же окружило энергетическое поле, а ноги сковали магические кандалы.

Более того, теперь я не мог ни выйти из Диса до оглашения приговора, ни сказать что-либо — мои уста запечатало заклятием безмолвия.

Никакой торжественностью не пахло: слабо освещенное помещение, чадящие факелы на стенах, нетерпеливо переминающиеся охранники, зевающий судья, которого, похоже, выдернули из постели.

Но хуже всего было то, что на мне повис дебаф усмирения: все характеристики и навыки снизились в десять раз. Понятно, что убедить судей в собственной невиновности мне не удастся.

За короткой трибуной рядом с престарелым Кэнноном находился начальник тюрьмы Купер. Он что-то прошептал судье на ухо, и тот без лишних церемоний огласил:

— Гость города Тристада Скиф! Вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве почетного гражданина Тристада Патрика О’Грейди. Вам есть, что сказать в свое оправдание?

— Подонок! — выкрикнул Купер. — Мерзавец!

— Тишина в помещении! — призвал судья.

Каким бы хилым и болезненным ни казался Кэннон, голос у него был командирский — густой и басовитый.

Я лихорадочно думал. Говорить о грядущем возрождении Патрика нельзя, ведь тогда потребуют объяснений, и мне придется признаться в том, что я основал культ Спящих. Нет, лучше вести себя как обычный игрок.

— Я невиновен, господин судья, — заявил я, едва спало заклятие безмолвия. — Мистера О’Грейди убил не я.

Судья недоверчиво склонил голову на тонкой старческой шее. Пошамкав губами, он спросил:

— Есть ли хоть кто-то, кто может подтвердить ваши слова, обвиняемый?