Уже к началу 2000-х гг. в программах обучения правительства США для лидеров НПО, СМИ и членов правительственных структур участвовали более 100 000 граждан из всех 12 стран СНГ. Многие выпускники американских программ и сегодня занимают высокие государственные позиции в правительстве, банках, партийных организациях. Однако кроме партий для изменения политической культуры были нужны сильные НПО.
При этом подготовка лояльной элиты является конечной целью, промежуточная цель заключается в формировании лояльной экспертной среды, которая будет способна максимально эффективно влиять на внешнюю и внутреннюю политику страны. Для государственной системы США характерно привлечение на высшие государственные посты экспертов ведущих университетов, таким образом, вкладывая значительные финансовые ресурсы в молодых исследователей за рубежом, США вкладывают в будущих руководителей целых государств. В контексте данного феномена кроется проявление «мягкой силы» США в области высшего образования.
В западных высших учебных заведениях готовят специалистов по наиболее выгодной для Запада программе; зачастую молодой студент, приехавший на обучение на запад, за 4 года полностью меняет свою позицию по методике управления государственной системой и вообще по вопросу перспектив своей страны в будущем. Новоиспечённая подготовленная в американском университете элита не так часто способна противостоять стоящим перед страной вызовам и угрозам.
На текущий момент времени в университетах США обучается около 800 тыс. иностранных студентов, в Великобритании более 300 тыс., в Австралии более 150 тыс. По прогнозам Британского Совета, ассоциации университетов Великобритании и австралийской компании IDP, в зарубежных университетах в 2020 г. будут проходить курс обучения более 6 млн. человек. Именно так формируется людская база для контроля над целыми странами и регионами планеты англо-саксонской цивилизацией в перспективе ближайших десятилетий.
12. Городская среда и «креативный класс»
Культура и культурно-информационное воздействие как во внешней политике так и во внутриполитической сфере на сегодняшний день является одним из основных инструментов формирования общественного сознания и, соответственно, способно содействовать не только конструктивному, но и деструктивному развитию страны. Современные реалии обостряющегося противостояния в мире, а также появление новых форм ведения борьбы — гибридных, информационных, кибер- и культурных войн — формирует новые подходы к обеспечению национальной безопасности. Неслучайно последняя редакция стратегии национальной безопасности России, подписанная президентом 31 декабря 2015 г., рассматривает сферу культуры в качестве стратегического национального приоритета и объекта обеспечения безопасности. В качестве национальных угроз в области культуры документ выделяет «размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей и ослабление единства многонационального народа России путем внешней культурной и информационной экспансии (включая распространение низкокачественной продукции массовой культуры), пропаганды «вседозволенности» и т. д. Не случайно одним из направлений укрепления национальной безопасности становится «обеспечение культурного суверенитета России посредством принятия мер по защите российского общества от внешней идейно-ценностной экспансии и деструктивного информационно-психологического воздействия». Этот же документ относит к традиционным российским духовно-нравственным ценностям такие понятия как «приоритет духовного над материальным… семья, созидательный труд, служение Отечеству, гуманизм, милосердие, справедливость, взаимопомощь, коллективизм, историческое единство народов России, преемственность истории нашей Родины» и ряд других. Однако не смотря на столь ясные ценностные ориентиры и сам факт обеспокоенности государства защитой своего культурного суверенитета, о конкретных мерах по его обеспечению в документе не говорится и нам остается только догадываться — что предпринимается и предпринимается ли вообще.
Первостепенная сложность рассматриваемой тематики заключается в том, что культурная политика непременно встроена в ту или иную политическую парадигму, она не только отражает, но и сама во многом формирует идеологию общества, смыслы и знаково-символическое наполнение той среды, в которой мы живем. Казалось бы, ничего не мешает нам, нашей стране, полноценно развиваться в этой сфере: распространять и расширять ценностный фонд, обогащать культурную жизнь, формировать в различных сферах жизни свои культурные центры притяжения/течения/субкультуры на основе культурно-исторической преемственности, национальной идентичности и менталитета, создавать многообразное, но одновременно единое культурное полотно нашей повседневности. Однако мы живем в эпоху глобализации, которая подразумевает не только равную взаимозависимость, но и то, что этой взаимозависимостью можно управлять, в том числе извне. В научном дискурсе термин глобализация стоит в одном ряду с такими понятиями как вестернизация, модернизация, а также интернационализация, однако в теории эти понятия имеют целый ряд существенных отличий. На практике процесс формирования глобального (интернационального) культурно-ценностного пространства на основе западного (в частности англо-саксонского) ядра происходит еще с начала ХХ века, с той или иной степенью интенсивности и успеха. А начиная с середины ХХ века и к моменту развала СССР процесс культурной интернационализации (и глобализации) начинал приобретать все более выраженный англо-американский характер, а определенные принципы равного участия других культур отошли на второй план. Не будет преувеличением сказать, что начиная с 90-х годов в России воцарилось тотальное преобладание западной культуры, идей и смыслов. В целом все это важно если мы хотим иметь ввиду ценностно-культурную основу глобализации и того вектора, который преимущественно несет культурно-гуманитарная политика Запада, не только главным образом США и Великобритании, но и других западных стран, находящихся в орбите их политического, экономического и культурного влияния.
В этих условиях развития западной культуры и ценностей в России и прошли 90-е и 2000-е годы. Сформировав несколько поколений молодежи, а также безусловно привнеся определенную позитивную составляющую в жизнь российского общества, к началу второго десятилетия 2000-х годов весьма ярко стал прослеживаться определенный конфликт, столкновение с возрождающейся российской культурно-ценностной системой, со свойственными ей традиционными ценностями, упомянутыми выше, и которая в основе своей содержит стремление к культурной суверенности и идентичности. На сегодняшний момент проблема культурного развития как минимум, а в более широком смысле и проблема российского самосознания, идейной и культурной самобытности сводится к выбору нашей страной того ориентира к которому мы хотим и готовы двигаться — к Западу или к самим себе.
Наиболее явно необходимость этого выбора отражается в культуре. Учитывая ее особую знаково-символическую природу и семиотический характер, именно ориентирование на ценностные и знаково-символические системы определяет либо стабильное развитие общества, либо его дезинтеграцию и последующий революционный взрыв. И ключевой фактор, определяющий это ориентирование, заключается в том, какой парадигме — национальной или интернациональной (в современном глобализационном и западоцентричном смысле) мы придерживаемся в развитии страны.
Сосуществование двух противоположных культурно-ценностных векторов и их развитие на практике в перспективе приводит к формированию сообщества, оппозиционно настроенного в отношении доминирующей (или традиционно существующей) культуры. С позиции секьюритологии, появление подобного сообщества приводит к нарушению связей между слоями социальной системы, что, в свою очередь, грозит ее исчезновению во взаимной интеллектуальной войне. Это создает предпосылки для столкновения элементов некогда единого общества друг с другом. Главным образом, это обусловлено исчезновением у одной из общественных групп культурного кода, связывающего ее с основной частью общества. В России на сегодняшний день как раз сосуществуют две мощные и конкурирующие культурно-ценностные системы. По примеру вышесказанного — это национальная и западная (подкрепляемая не только глобализацией, но и модернизационными тенденциями). Каждая из этих систем формирует свою аудиторию и с большим или меньшим успехом борется за ее расширение.
Основные инструменты формирования таких аудиторий являются триадой, включающей в себя:
• СМИ и социальные сети;
• научно-образовательные центры;
• общественные пространства и частные культурно-массовые, потребительские проекты.
На сегодняшний день к осуществлению и реализации одной из двух культурно-ценностных систем, по модели указанной триады, подключены целый ряд СМИ, университетов и образовательных площадок, культурных центров и художественных/ творческих структур, а также используется широкий и развивающийся спектр общественных городских пространств и частные проекты общественно-потребительского характера. Формируется система, механизм, для включения новых и перспективных организационных единиц и кадров в выстроенный процесс формирования определенной культуры и ценностей.
Важно обратить внимание на известную и реализуемую сегодня в российских городах концепцию креативного города, являющуюся основой неолиберальной культурной политики. Она сформулирована еще в начале 2000-х американским экономистом Ричардом Флоридой и за десятилетие стала базовой моделью в программах развития мировых городов. Центральный актор реализации этой модели — новая социальная группа, так называемый «креативный класс»: специалисты, деятельность которых связана с производством знаний, технологий и инноваций, и в целом образованные работники умственного и творческого труда. Предполагается, что эта социальная прослойка играет ключевую роль в продвижении городской экономики, а также привлекает крупные компании и инвестиции. Основной тезис концепции состоит в том, что в современных условиях (переход от индустриальной экономики к экономике знаний) культурная — точнее, креативная — жизнь города становится главным условием экономического процветания. При этом креативная жизнь подразумевает использование как высокой, так и массовой культуры. Если традиционная модель культурной политики предполагала, что культура — это самостоятельная сфера общественной жизни, то модель креативного города, напротив, подразумевает максимальную интеграцию культуры в другие сферы — прежде всего в экономику.
Горожане в этой модели — не просто аудитория, которую государство должно просвещать средствами культуры, их и нельзя назвать обычными потребителями. Горожане теперь рассматриваются главным образом как посредники в реализации экономических и политических задач.
Основной политической задачей, которой служит данная концепция, является демократизация общества по западному образцу, повышение политического активизма и продвижение других проявлений западной (или «глобальной») культуры и ценностей.
Принимая во внимание данную концепцию и практику современного развития мегаполисов в России, мы вынуждены констатировать, что сегодня в нашей стране помимо системы формирования и развития национального и суверенного культурного вектора существует и активно функционирует система формирования западной культурно-ценностной среды. Эта система помимо наличия административных ресурсов использует СМИ и продвижение в социальных сетях, опирается на научно-образовательную базу и формирует свою аудиторию на площадках общественных пространств с привлечением частных культурно-массовых проектов.
Подобная конкуренция и сосуществование в чем-то оказывает и положительный эффект, обогащает и развивает общество и культуру за счет новых форм, достижений, технологий, например в организации городского культурного развития, однако здесь принципиальным остается вопрос что заимствовать — форму или содержание? Заимствование или экспорт форм отнюдь не равнозначен копированию и экспорту культурно-ценностного наполнения, что мы в том числе имеем возможность лицезреть даже на примере столичной жизни — от популярных общественных СМИ, работающих в направлении формирования привлекательности западной культуры, морали и ценностей (например, от различных культурных проявлений в искусстве, повседневности, продвижения потребительских объектов, до таких ценностных явлений как индивидуализм, космополитизм, забвение истории своей страны, эмиграция из России, гедонизм и тому подобное) до общественных пространств и проектов, креативных индустрий, формирующих и внедряющих в реальной жизни (оффлайн) несоответствующие нашей культуре образы и знаково-символические системы, что в том числе касается и языка.