Но место для будущего храма оказалось спорным между мусульманами: оно находилось как раз между мечетью Аурангзеба и индусским храмом Висвесвар, поэтому могло принадлежать одинаково и той, и другой святыне. И, добавим, квартал этот тоже был населен преимущественно мусульманами-ткачами. Делами их касты (а в Индии касты были не только у индусов, но и у мусульман) управляли два брата, Дост Мухаммед и Фатех Мухаммед, отличавшиеся набожностью и пользовавшиеся большим авторитетом среди своих соседей.

И вот мусульмане, увидев, как Мадху Рай таскает камни и бревна для своего храма, начали отговаривать его от «богоугодного» дела. Мадху Рай уперся и стал грозить, что все равно построит новый храм. Мусульмане-ткачи со всего квартала собрались на совещание под председательством Дост Мухаммеда в мечети Аурангзеба, чтобы решить, что же делать. «Неизвестно, что говорилось при этом, – пишет Петр Минаев, – как Дост Мухаммед представил дело, но, по собственному ли побуждению или подстрекаемая вожаками, толпа двинулась на индусские святыни и осквернила их: деревья вырывались с корнем, над идолами безобразничали, били их башмаками и всячески неистовствовали».

«Свидетелями всех безобразий и неистовств мусульман были три индуса: Мадху Рай и двое факиров. В ужасе они бежали оттуда – и весть о святотатстве мигом обошла весь город. На другой день на рассвете массы индусов, вооруженных раджпутов собрались у храма Висвесвар и, недолго думая, отплатили мусульманам осквернением их мечети. Когда мусульмане узнали об этом, они порешили отомстить индусам разорением храма Висвесвар, и действительно толпа правоверных с воплями «Хассан! Хуссейн!» двинулась по этому направлению. Навстречу им со всех концов Бенареса начали сбегаться раджпуты, вооруженные с ног до головы, а за ними брахманы – с молитвенными обращениями к «Господу всех» и с воплями отчаяния. У святыни обе толпы встретились, и произошло великое избиение. Обе стороны дрались отчаянно, но мусульмане должны были уступить численности и отступили. Отступая, они задумали нанести новое, еще более тяжкое оскорбление религиозному чувству своих противников: они отправились к другой святыне индусов и там перед святой колонной бога Шивы зарезали корову [священное животное у индусов. – М.К.], окропили ее кровью все места кругом, обмазали ею же святую колонну, а тушу бросили в находящийся по соседству священный пруд; сама колонна была повержена и разбита на куски».

«Когда об всем этом узнали индусы, они были ошеломлены и не смели двинуться к оскверненному месту. Город не спал: всю ночь раздавался звон колоколов во всех храмах; по базару была такая же беготня и суета, как днем. Все дома были освещены, никто из индусов не смыкал глаз, а по домам главнейших вожаков из раджпутов обсуждался образ действий на следующий день. На другой день индусы, все обдумав, выступили решительно с тем, чтобы нанести мусульманам окончательный удар. Они сожгли Имамбару [главную мечеть. – М.К.], окропили все это место свиной кровью и произвели избиение мусульман. Всякий мусульманин, старец или младенец, попадавшийся на глаза, избивался беспощадно. Потребовалось вмешательство вооруженной силы для укрощения враждующих сторон»³.

Однако, во-первых, межрелигиозные противоречия были обусловлены отнюдь не «несовместимостью культур и религий», а социально-экономическим неравенством: мусульмане во времена империи Моголов составляли правящий класс и чиновничество и были весьма недовольны, когда англичане в XIX веке стали лишать их этих должностей. Во-вторых, межрелигиозные противоречия, как правило, не выходили за рамки чисто местных эпизодических конфликтов, вроде описанного Минаевым, пока в стране не появились политические партии. У индийских крестьян, ремесленников, рабочих и солдат были общие беды и радости независимо от их общинной принадлежности. Но с 1923 года, с наступлением реакции после первой массовой кампании гражданского неповиновения, британцы бросили все силы на распространение межрелигиозной вражды среди простого народа. Были и промахи со стороны индийских политических организаций, в том числе – в деятельности Конгресса, например, с использованием индусской символики. Мусульманская лига и британская пресса всячески старались представить ошибки ИНК как стремление установить «индусское господство» в стране после ухода англичан. На этой волне Джинна возвышается как лидер Лиги. Общинные беспорядки провоцировались именно там, где освободительное движение было особенно сильным. Индусы устраивали погромы мусульман; в ответ, как цепная реакция, фанатики-мусульмане шли громить индусов и сикхов, что влекло за собой дальнейшее распространение межрелигиозной розни и сепаратизма.

Другой пример такого разжигания розни приводит писатель Ходжа Ахмад Аббас в рассказе «Рафик». В лагере одного из полков Индийской армии в Каире англичане поставили два крана для воды и прибили над ними таблички «Для индусов» и «Для мусульман». Солдаты – индусы, мусульмане, сикхи, раджпуты, патаны, неприкасаемые – сорвали эти дощечки, так как в лагере просто не видели в них надобности. Английское командование приказало вернуть таблички. Тогда индийские офицеры заявили протест. Но англичане сослались на указ королевы Виктории, в котором говорилось, что Ее Величество требует «считаться с религиозными чувствами индусов и мусульман и уважать их». Иначе говоря, мусульманин не должен пить воду из крана для индуса, так как это ранит религиозные чувства последнего, и наоборот. Прошло несколько дней, и все привыкли пить воду из разных кранов. Дальше – больше. Когда солдат мусульманин дотронулся до индусского ведра, чуть не дошло до драки. Обед и раньше варили в разных котлах, а после этого случая мусульмане потребовали, чтобы индусам и мусульманам даже чай заваривали особо. Как видно из этого примера, еще королева Виктория проявляла особую заботу о «религиозных чувствах» индийских общин, даже когда ее об этом не просили.

Не правда ли, этот пример очень напоминает принципы «толерантности» в современной Западной Европе и Северной Америке? Когда оскорбительно называть «маму» «мамой», а надо звать «родитель номер 1»; когда нельзя называть педераста «голубым», а учителя обязаны прививать детям уважение к «однополым бракам»; когда нельзя показывать в литературе или кино сцены курения табака, зато можно широко демонстрировать сцены курения марихуаны или употребления других наркотиков; когда нельзя оскорблять чувства верующих или национальных меньшинств, зато можно сколько угодно издеваться над атеистами или представителями титульной нации?

Решающую роль в освобождении Индии сыграла Вторая мировая война. Всего через несколько часов после того, как Великобритания объявила войну Германии, 3 сентября 1939 года, вице-король Индии лорд Линлитгоу объявил о вступлении в эту войну главной колонии, а парламент принял Закон об обороне Индии.

Выражая возмущение по поводу того, что народ Индии был вовлечен в войну без его согласия, Индийский национальный конгресс 14 сентября 1939 года принял резолюцию с требованием «права на самоопределение путем создания своей собственной конституции через учредительное собрание без внешнего вмешательства». Но лишь весной 1942 года, когда японцы оккупировали Бирму, и над Индией нависла угроза вторжения, Черчилль направил в колонию видного деятеля лейбористской партии сэра Стаффорда Криппса для переговоров с индийскими лидерами. Предложения Криппса, высказанные им индийским лидерам, оказались «ящиком с двойным дном». Во-первых, решение вопроса о независимости откладывалось до конца войны. Во-вторых, англичане оговаривали право любой провинции Британской Индии отказаться принять новую конституцию Индийского Союза (а в работе Учредительного собрания по выработке конституции должны были принять участие и представители индийских княжеств, назначаемые самими же князьями – вассалами британской короны). И в случае если какая-то провинция или княжество откажутся принять конституцию, британское правительство обещало признать их всех в качестве отдельных доминионов. Политические партии Индии отвергли предложения Криппса: Индийский национальный конгресс – за уступки сепаратистам из числа князей и Мусульманской лиги, а Лига – за неясность вопроса о Пакистане как «втором союзе» для «мусульманской нации». Миссия провалилась, и Криппс обвинил в этом Индийский национальный конгресс, приклеив ему ярлык «индусской религиозной партии».

Провал миссии Криппса вызвал новую волну антианглийских выступлений во главе с Индийским национальным конгрессом под общим лозунгом «Вон из Индии!». Они получили название августовской революции 1942 года. Мусульманская лига и большинство религиозно-общинных организаций, в том числе и индусских, не поддержали движение «Вон из Индии!». Джинна назвал требование о немедленном уходе англичан «кинжалом, направленным Конгрессом в грудь мусульман».

Но, несмотря на протесты Лиги и развязанную британскими властями кампанию арестов и репрессий, движение продолжалось. Народ был готов к вооруженной борьбе. В октябре 1943 года непопулярного вице-короля Индии Линлитгоу сменил бывший главнокомандующий Индийской армии лорд Арчибальд Уэйвелл. С 25 июня по 14 июля 1945 года в Симле, летней резиденции вице-королей, Уэйвелл провел конференцию представителей индийских политических партий. Речь шла о формировании нового состава Исполнительного совета при вице-короле, и Уэйвелл выдвинул принцип паритетного представительства индусов и мусульман (а не партий) в Совете. Между партиями возникли трения. К тому времени ближайшие перспективы Лиги были малообещающими: в 1945 году она не смогла возглавить правительство ни в одной из провинций с мусульманским большинством. Тем не менее Джинна требовал для своей партии права выдвигать всех мусульманских представителей в Совет и просил вице-короля «не топить Лигу». И Уэйвелл бросил ей спасательный круг, вместо того, чтобы поставить ее на место. Он объявил о провале конференции и обвинил в этом Конгресс.

В это время в Лондоне к власти пришло лейбористское правительство Клемента Эттли. В первой декларации о политике в отношении Индии (19 сентября 1945 г.) новый премьер заявил, что отвергнутые индийскими лидерами предложения Криппса от 1942 года «остаются в силе», а о независимости не упомянул ни словом. С этого момента Индия, по словам англичан, стала превращаться в «вулкан перед извержением». Требование независимости стало основным лозунгом. Выступления и забастовки охватили самые широкие слои населения – от рабочих, служащих и студентов до крестьян и солдат Индийской армии. Несмотря на провокации религиозных столкновений, и партии, и общины выступили единым фронтом. Пиком движения стало восстание на Королевском Индийском флоте 17–23 февраля 1946 года, начавшееся, как уже говорилось выше, с забастовки индийских курсантов военно-морского училища «Тальвар» в Бомбее, а затем охватившее и экипажи нескольких кораблей Королевского Индийского флота (судно «Пенджаб» и крейсер «Нарвада» в Бомбейском порту, затем судно «Катхиавад» и крейсер «Хиндустан» в порту Карачи). Антиколониальная революция грозила без церемоний изгнать англичан из Индии, и тогда вопрос о разделе мог исчезнуть сам собой. Ни Индийский национальный конгресс, ни тем более Мусульманская лига не поддержали забастовщиков. Из конгрессистов один лишь Неру одобрительно высказался о действиях забастовщиков, но он прибыл в Бомбей слишком поздно, когда с восстанием уже было покончено⁴.

Кабинет Эттли был вынужден пойти на уступки освободительному движению и направил в Индию миссию министров в составе все того же Стаффорда Криппса, лорда Петик-Лоуренса и А.В.Александера. Сам Клемент Эттли 26 марта 1946 г. заявил в парламенте, что готов предоставить Индии статус доминиона, однако если она выберет независимость – это ее право. К моменту визита Миссии британского кабинета (март – май 1946 г.), в Индии прошли выборы в Центральное и провинциальные законодательные собрания, на которых Индийский национальный конгресс одержал убедительную победу, а Лига не смогла создать правительств ни в одной провинции кроме Бенгалии. Но поскольку выборы проходили по отдельным «куриям» для мусульман и для индусов, то Лиге удалось под лозунгом борьбы за Пакистан захватить абсолютное большинство по «мусульманской курии» в «индусских» провинциях.

Переговоры Миссии с лидерами Лиги сразу же показали, что они весьма туманно представляют себе практическое воплощение идеи Пакистана. Криппс устроил «перекрестный допрос» представителям Лиги, но те так и не сумели объяснить, как они смогут без центрального правительства урегулировать вопросы внешней политики, обороны, связи и таможенного контроля. Сам Джинна не смог сказать ничего существенного даже о границах Пакистана, ограничившись своими традиционными заявлениями, что «единой Индию сделали только англичане, потому нельзя достичь соглашения между Лигой и Конгрессом»⁵. Намек был ясен – если «единой Индию сделали англичане», значит, в их власти либо сохранить ее единство, либо развалить страну, раздробив на мелкие провинции и княжества.

Конгресс в лице Абул Калам Азада, Джавахарлала Неру и Валлабхбхаи Пателя считал независимость главным вопросом, а вопрос об отдельном государстве для мусульман предлагал урегулировать уже после обретения свободы. За единую Индию выступали и сикхи – они справедливо опасались, что образование Пакистана может привести к разделу Пенджаба и создать «сикхскую проблему». Тревога сикхов была понятна: они составляли значительную часть Индийской армии, а раздел Индии неизбежно привел бы и к разделу вооруженных сил. Криппс, тем временем, был занят разработкой нового плана, и вскоре предложил два варианта, предусматривавших либо создание федерации с тремя группами провинций и княжеств (индусских и мусульманских), имеющих равное представительство в федеральном центре, контролирующем оборону, внешнюю политику и коммуникации, либо полностью суверенный Пакистан в урезанном виде (Синд, Северо-Западная Пограничная провинция, часть Пенджаба и Бенгалии и Силхетский район Ассама).

Было ясно, что оба варианта представляли собой попытку провести «отдельный кран для воды» для Мусульманской Лиги. Джинна упорствовал, говоря, что никакой союз или федерация невозможны. Уэйвелл со свойственной ему проницательностью подметил в дневнике, что Джинна явно подталкивает англичан к решению проблемы «сверху» и надеется, что они «останутся в Индии, чтобы провести свои решения в жизнь»⁶. Переговоры были перенесены в Симлу, где спор между Джинной и Конгрессом продолжился 5-12 мая 1946 г. Но Симла стала каким-то роковым местом для индийского освободительного движения. Переговоры снова зашли в тупик, и члены Миссии поторопились заявить о провале конференции, а 16 мая 1946 года был обнародован так называемый «план Эттли», в основу которого лег один из набросков Криппса.

«План Эттли» объявлял о создании переходного правительства в Британской Индии, которое будет существовать наряду с британской администрацией вплоть до выработки и введения в действие новой конституции. Вместо создания Пакистана план предполагал объединение провинций в три группы: А – провинции с преобладанием индусского населения, В и С – группы провинций с преобладанием мусульманского населения. В группу В входили Пенджаб, Синд, Северо-Западная Пограничная провинция и Белуджистан, а в группу С – Бенгалия и Ассам. По сути, это был тот же Пакистан внутри «единой» Индии. На те же три секции должно было делиться и Учредительное собрание, выборы в которое прошли в июне 1946 года. Секции должны были разработать сразу несколько конституций – сначала для провинций и субфедераций, а затем – для единого Индийского Союза. Правда, до этого дело так и не дошло. По результатам выборов, Конгресс получил 201 место по всем трем секциям, а Лига – всего 73.