– Жак, всегда хотел задать вам вопрос, извините, если он прозвучит бестактно.

– Спрашивайте.

– Как так получилось, что вы, потомок баронов д’Амбре, вдруг бросили все и отправились в глухой провинциальный Рыбинск?

Тот горько усмехнулся:

– Быть потомком баронов не означает, что ты тут же богат и ни в чем не нуждаешься. Кроме того, я – инженер и люблю машины. Да, и мсье Рено предложил мне хорошие условия при переезде в Россию. А ведь наш завод разрушен вместе с Парижем. Промышленность восстановится не скоро. Сами знаете, какая сейчас тяжелая ситуация во Франции.

Жульен знал. Только сегодня он получил письмо от сестры, где та жаловалась на то, что ее муж никак не может найти постоянную работу, что цены баснословно взлетели, а инфляция все с большей скоростью превращает франки в бумагу.

– Решили переждать в России тяжелые времена?

Потомок баронов помолчал, а затем тяжело вздохнул.

– Я не знаю, Франсуа. Возможно, я уже не вернусь во Францию. Это я лишь хорохорился, убеждая вас в том, что… Знаете, когда я принял окончательное решение уехать?

– Когда же?

– Я оказался на месте, где шел демонтаж рухнувшей Эйфелевой башни. Ее резали на куски и грузили на немецкие машины. Боши-рабочие что-то там весело обсуждали, и я спросил у одного из них, куда везут металл башни. В Германию, ответил он мне. На переплавку. И засмеялся. Издевательски так. Я едва его не ударил. Какой-то американский офицер из военной жандармерии отвел меня в сторону и попросил не провоцировать международный скандал. Скандал, понимаете? Мол, по условиям Стокгольмского мира, Франция обязалась обеспечить безопасность немецких рабочих, которые будут вести работы в рамках проектов МБВР. Так что, идите себе дальше, мсье. Я шел прочь и чувствовал себя так, как, вероятно, чувствует себя жертва изнасилования. А боши хохотали мне вслед. Но что я мог сделать? Мы с позором проиграли войну. И теперь национальный символ Франции сгорел в печах германских заводов.

Они помолчали. Наконец, Жульен спросил:

– Жак, вы уже подали бумаги на принятие русского подданства?

Собеседник покачал головой:

– Нет. Я пока не готов отказаться от присяги верности императору Генриху. Тем более что французское подданство мне в России никак не мешает.

Жульен криво усмехнулся:

– Два года назад по всей России было очень рискованно иметь французский паспорт. Могли и побить.

– Да, я слышал об этом. Тогдашнее наше республиканское правительство наделало множество глупостей. Вряд ли русским понравились попытки государственного переворота в России, а боевые столкновения с Русским Экспедиционным корпусом во Франции стали верхом идиотизма. Что ж, за все в этой жизни нужно платить. А, точнее, расплачиваться. В том числе и Парижем. Мы еще счастливо отделались, получив назад по итогам войны Шампань, Бургундию и Пикардию. Нам даже кусочек Эльзаса и Лотарингии выделили.

Франсуа Жульен вздохнул. Что ж, Рыбинск отнюдь не Париж. И, вероятно, никогда не станет городом такого масштаба. Но, в отличие от Парижа, воздух Рыбинска пахнет не тленом и пеплом, а живой гарью заводов.

– Франц Васильевич!