- Это каким образом? Она примет православную веру, возможно, родит сына, который тоже будет христианином, а не мусульманином. И кто пойдёт за мной?

- Это так, но она дочь свергнутого султана, имеющего моральное право на владение территориями Северной Африки, которые находились под юрисдикцией Османской империи. И вы можете привлечь новых воинов в свою армию и приобрести сторонников среди мусульман Африки.

- Весьма удивительно, — ответил я, — вы, наверное, имеете в виду тех мусульман, которые сейчас находятся в плену и строят укрепления в городах?

Штюбель не был готов к такому разговору, он получил определённые инструкции и был готов их реализовать, но не владел в полной мере всей информацией по сложившейся обстановке.

- Всё в ваших руках, вы царь. В Российской империи тоже много мусульман и они как-то существуют вместе с другими конфессиями на протяжении столетий.

- Я вас понял. Приданого не будет, впрочем, как и калыма. Картина «Бесприданница» будет реализована в полной мере. Тогда перейдём к вопросу о помощи, которую вы готовы мне оказать. Организация наступления в Южной Африке — это весьма непростая штука.

Итогом переговоров было сто пятьдесят тысяч устаревших винтовок маузер, и к ним десяток миллионов патронов, а также пятьдесят горных пушек, с запасом снарядов к ним, и с возможностью их пополнения в любое время.

Был подписан договор о военном союзе и взаимных обязательствах, после чего Штюбель уехал. А я вернулся к своим проблемам, например, к воровству. Воровство процветало в моём молодом государстве. Но, правда, не очень недолго. Палач со своими людьми искал и ловил за руку на мздоимстве, приписках, обмане, утаивании доходов, подтасовке, сговоре, как купцов, так и новоиспечённых чиновников, состав которых был весьма пёстрый.

Госаппарат Судана составляли негры, арабы, русские, шведы, голландцы и евреи, которые стали массово появляться после моего неудачного сватовства. Наверное, приехали поддержать и посочувствовать. Вся эта масса людей, объединённая одной целью — заработать деньги, изрядно пакостила, в силу своей природы и плохого воспитания.

Человеческую природу я был не в состоянии поменять, но заключить её в определённые рамки закона, или его подобия, без сомнения, мог. Чем сейчас и занимался. А именно, присутствовал на казни самых оголтелых из них. Я исключительно добрый правитель. Уважая веру каждого, я давал приказ выслушать пожелания вора, каким образом он хотел умереть, чтобы это не затрагивало его религиозные чувства.

Кого-то нельзя было вешать, кто-то боялся, что ему отрубят голову и выставят её на всеобщее обозрение, кому-то некомфортно было сидеть на колу. Все их пожелания учитывались самым строгим образом. Но эта жестокость была оправдана. Я насмотрелся в Африке на многое. Почему люди не понимают по-хорошему, я не знал.

Ни уговоры, ни мягкие наказания не помогали, только показная жестокость и сила заставляли склонять повинные головы, и ничего с этим поделать я не мог. Когда-то, на заре начала своей «карьеры», я запрещал делать женское обрезание, считая это издевательством над женщиной. Но не преуспел в этом.

Приходилось выборочно проверять любую девушку из селения, не стесняясь, и при обнаружении сохранившихся традиций, старейшина деревни был повешен, без лишних разговоров.

Проблема частично решилась позже, путём замены женского обрезания на нанесение на тело порезов, которые потом превращались в шрамы. Это, в представлении негритянских племён, и показывало, что девушка имеет закалённый характер и готова терпеть тяготы и лишения семейной жизни. Такие шрамы с успехом заменили обрезание.

Мальчиков, по-прежнему, обрезали, или наносили раны на тело, воспитывая твёрдость духа. А то и оставляли в саванне, с одним ножом, ожидая, чтобы он выжил. Часто дети умирали. В таком случае говорили, что он был слаб, и его забрали духи Африки. При мне об этом никто не говорил. А то могли бы и сами отправиться к этим самым духам, да ещё и вне очереди.

Этот африканский мир был жесток, но понятен. Гораздо хуже мир цивилизованный, который не менее жесток, обманчив, скрытен, завуалирован до невозможности, и в котором не сразу поймёшь, кто друг, а кто враг.

Негры же, исключительно ветреные люди, если дело касается малозначащих вопросов, но весьма упрямы в своих заблуждениях. А потому, установленные мною правила были просты. Каждый должен работать, а если нужно, то в любой момент пойти воевать за меня.

Я пытался внедрять плановую систему, и даже ввёл дифференцированную оплату, в зависимости от вложения труда каждого отдельного негра, или его семьи, в каждой деревне. Это касалось, в основном, общественных работ — постройки дорог, зданий, посевов полей и подобного. Всё остальное каждый зарабатывал себе сам.

Система пока работала весьма слабо, и здесь я надеялся на поселенцев, которых становилось всё больше, и кроме подданных Российской империи, прибывали и из других стран, но мало. А пока я заказал паровые молотилки и трактора в САСШ и дал задание привлечь наёмных работников, и даже фермеров из Америки, пообещав им землю.

Трактора ещё не прибыли, но места для станций МТЗ уже организовывались немногими оказавшимися у меня европейцами. Война — дело тяжкое, и продовольствия не напасёшься. Но у меня был почти год, и в жарком климате Африки я рассчитывал на большие урожаи, но посмотрим.