При этом для меня так и осталось неясным, как это получается, что в человеке просыпается внезапная злоба.
До сих пор помню, как он лежал на земле, а тремя этажами выше как ни в чем не бывало продолжалась вечеринка. Только что был человек, со своими мыслями и желаниями, — и вот его нет. Первое время в памяти всплывали лишь отдельные фрагменты, но теперь я начинала понимать, почему старшая сестра вдруг перестала плакать. И что произошло после того, как мама плюнула мужчине в лицо. И что все это связано с моими вопросами, образами, снами. С албанскими словами, которые вошли в мою жизнь неизвестно откуда.
От автомобиля Заравича она направилась к дому, где выбрала лестницу справа, ведущую в подвал. До сих пор все совпадало, примерно здесь этажом выше стоял гардероб с люком вместо дна. И была металлическая дверь с двумя колесами, которые нужно покрутить, чтобы войти, — все, как и говорил мальчик Хюго. Открыв дверь, она оказалась в небольшом помещении. Что-то вроде прихожей, за которой открывалась основная часть бомбоубежища. И там они сидели, все трое. Хюго, старший, держал на руках маленькую девочку. Расмус прикорнул рядом со старшим братом.
— Привет! Рада повидаться, на этот раз не через дырку.
— Привет!
Оба мальчика ответили одновременно.
— А вы в этом уверены?
— В чем?
— Что с нашей мамой все хорошо, несмотря на то, что кто-то стрелял?
— Клянусь — с ней все хорошо.
Она успела — какое счастье. Все живы — оба брата и сестра.
— И она ждет вас.
Младший брат покосился на потолок:
— Это ты спасла ее?
— Не знаю, могу ли я…
— Значит, стреляли не они, а ты?
Она кивнула. Почти незаметно, но этого оказалось достаточно.
— Ты спасла не только нашу маму.
Мальчик поднялся, подошел к ней и взмахнул руками. Его объятия были крепкими и долгими.