Все кованые панцири должны быть расположены на подставках, которым следует придавать наиболее простую форму. Лошадиные панцири располагаются на козлах; равным образом половинные человеческие латы вешаются на крестообразных подпорках. Не следует никогда присоединять к панцирю какого-нибудь наступательного или оборонительного оружия. Соединения такого рода вызывают ложные воззрения и ведут сами собой к достижению театральных эффектов. Панцирь есть только панцирь, и нет никакой надобности в том, чтобы в чьей-либо голове при взгляде на него вызвалось представление о человеке, закованном в железо, может быть, о герое каком-нибудь с обнаженным мечом и т. д. Чтобы предметы наступательного оружия, интересные по их исторической ценности или по их форме, сделать более заметными для глаза, следует располагать их у подножия подставок. Дубликаты и менее значительные экземпляры — мечи, шпаги, древковые оружия с не вполне сохранившимися рукоятками и т. п. — могут, напротив того, в случае недостатка места быть сгруппированы на оружейных досках и повешены на стенах для обозрения; только каждая вещь должна быть так пристроена, чтобы в случае надобности могла быть легко снята. Предметы небольших размеров, но сами по себе сравнительно более значительного научного достоинства, большей редкости, а также предметы более хрупкие следует для обозрения помещать в стеклянных ящиках, которые позволяют осматривать предмет со всех сторон. Они должны быть всегда так поставлены, чтобы свет из окон не падал диаметрально на стекло. Эти требования следует непременно прилагать к государственным и публичным коллекциям; иное дело с частными коллекциями.
Никакое требование, само собой разумеется, не может иметь в виду этих последних, ибо каждый имеет право распределять свою собственность по воззрениям. Но мы убеждены, что всякий собиратель оружия охотно станет прислушиваться к высказываемым мнениям относительно способа распределения; даже если бы речь шла только о том, чтобы принять к сведению отдельные указания и соответственно им действовать.
Большая часть частных собирателей исходит из намерения посредством древних арматур достигнуть декоративного эффекта. К этому стремлению подмешиваются часто гуманные романтические чувства, благодаря которым переносятся мечтой в прошедшее — контраст с бесцветным настоящим. Больше всего строго избегают приводить в соединение с панцирями оружие другого рода, которое не современно им и не соответствует гармонично предмету. Далее вполне нецелесообразно ценное оружие, сгруппированное в так называемые трофеи, расточительным образом натыкать высоко по стенам; того же самого результата можно достигнуть посредством очень простых экземпляров. Именно первые, будучи расположены у нижней части стен на столах или в ящиках, гораздо лучше исполняют намеченную задачу. Следует избегать того, чтобы полотнища знамен ниспадали складками. Важный отдел в науке о коллекционировании занимает дополнение не вполне сохранившихся экземпляров. В публичных собраниях всякое дополнение подобного рода неуместно. Уж лучше вместо восстановления поврежденной вещи поставить ее изображение или копии, а также наглядно представить и употребление ее. Оригинал же должен оставаться таким, как он есть, так как в большинстве случаев новейшая приделка равняется порче. У собирателей есть стремление владеть полностью, будь хоть везде такие дополнения, которые нисколько не обманывают глаза знатока.
Панцири зачиниваются папье-маше и жестью, стержни на пиках и шлемах делаются новые. Дыры на полотнищах знамен снизу подклеиваются материей, а сверху грубо закрашиваются. В рукоятки мечей и шпаг втыкаются новые пластинки, которые в отдалении должны казаться прекрасными клинками. Нередко из двух неполных вещей делают целое, и собственник не нарадуется на полученную вещь. Мы настоятельно отсоветовали бы подобные приемы. Владелец часто и не думает о том, какой вред причиняет он многоценной, хотя и не полной вещи — ради вящего декоративного эффекта.
Распознать подлинность оружия — одна из труднейших задач для коллекционеров. Она непременно требует кроме основательного знания истории еще особой опытности в распознавании форм, большого навыка в определении бесчисленных вариантов стилей и немалого знакомства с приемами древней техники. При этом необходим верный глаз — преимущество, которым обладает не всякий из людей, даже удовлетворяющих вышеуказанным требованиям. Хотя теперь уже не подлежит никакому сомнению, что продолжительная практика может развить способность к ясному и правильному определению, однако существует много людей, которые, несмотря на это, достигли верности в определении древних предметов, так как на это у них нет прирожденной способности. Обыкновенно бывает так, что собиратель обладает общеисторическим, а не практическим образованием. Оно, конечно, помогает ему некоторым образом, но не может дать ему верность взгляда, которую, благодаря продолжительному обращению с предметами искусства, усваивает себе часто необразованный и руководящийся каким-то неведомым инстинктом торговец.
К чести класса людей, занимающихся фальсификацией, надо сказать, что большинство его членов поставлено на эту безнравственную дорогу самой публикой. Огромное большинство покупателей берет прекраснейшее подражание древним произведениям искусства в том случае, если только оно выдается за древность. Что же тут станет делать производитель?
Изложение всех необходимых правил для определения подлинности оружия не может быть нашей задачей. Внимательный читатель в других главах этого труда найдет многие точки опоры для своего знакомства с предметом по отношению к этой цели. Однако несомненно, в интересах публики существует потребность вывести основные правила, которые бы, основываясь на знании предмета, могли научить распознавать подлинность от подделки.
Раз мы начинаем с определения подлинности предмета как первого условия его ценности, то мы должны предварительно установить основное положение, что каждый предмет, который не стоит обрабатывать современными средствами для увеличения его цены, может быть с вероятностью принят за подлинный. Это легко объяснить тем, что всякий, кто берется за подделку, желает нажить больше, чем это возможно при честном труде. А если это невозможно, то ведь больше заработаешь честным трудом, чем обманом. Если же цена слишком высока, сравнительно с достоинством работы, тогда все правила предусмотрительности вступают в свои права, чтобы напасть на следы тонкостей подделки. Тут во всяком случае приходится принять в соображение массу обстоятельств, из которых мы можем привести здесь только примечательнейшие.
Прежде всего, общая форма предмета должна соответствовать той эпохе, к которой его относят. Это особенно важно иметь в виду, когда предмет приписывают какому-нибудь историческому лицу или приурочивают его к известному событию. Следует обращать внимание на декоративные придатки (надписи, гербы) по отношению к их форме и исполнению, ибо часто к подлинным вещам прилаживают новые украшения подобного рода, чтобы возвысить цену предмета. Каждая эпоха имеет собственный стиль и свою особенную технику в надписях и изображениях. Работая с надписями, стихами и т. д., нужно учитывать, что каждая эпоха имела свою форму выражения и свое направление в поэзии. Известные изречения принадлежат известным эпохам; тут-то подделыватели и попадают впросак, ибо они обыкновенно больше знают свое дело, чем филологию или историю. Поэтому для открытия иных подделок стоит только прочесть надпись, тогда нечего и продолжать исследования.
Что касается общей формы, то даже весьма талантливому подделывателю нелегко бывает обмануть знатока. Часто руку современного несведущего работника выдает какая-нибудь линия бордюра, проведенного на подлинных предметах с известным чувством, механическим способом. Человеческая природа заставляет подделывателя осуществлять это невольно правильнее, чем древние, и преимущество остается на его стороне. Относительно кованых панцирей прежде всего следует заметить, что древние панцири изготовлялись таким образом: сначала кусок необработанного (свежего железа) разбивался тяжелыми молотами до плющения, а затем посредством ручных молотков придавали этому раскаленному или горячему железу желаемую форму. Поэтому на задней стороне должны оставаться заметные следы молотов. Современно вальцованное железо легко узнать по его бегущим полосам. Исследование посредством увеличительного стекла быстро выясняет, было ли вальцованное железо переработано молотами, дабы казаться выбитым.
Самая трудная и самая невыгодная работа для подделки — грудь панциря, которая должна быть на вид уже не жестяной, а вытянуто-пластинчатой железной. Точное воспроизведение шлемов XVI века до совершенства древней техники довело бы прибыль до минимума. Ввиду этого находят обыкновенно арматуры, составленные из древних шлемов и грудных частей с прибавлением поддельных остальных частей. Подобная спекуляция обыкновенно оплачивается, но может быть легко раскрыта, раз только отдельные части различаются цветом железа. В крайнем случае исследование заклепок, которые прежде выделывались ручной работой, а теперь машиной, выдает фальсификатора. Последнее сразу заметно. В Париже есть мастерские, которые производят безукоризненные на вид арматуры, но шлемы и грудные части у них жестяные. Как бы дорого они ни продавались, они не оплатили бы своей стоимости, если бы изготовлялись из металла полной крепости.
Древние шлемы в своих очертаниях должны соответствовать ремесленным приемам своего времени. Это трудность для подделки. Начиная примерно с 1530 г. гребни поднимаются все выше и выделываются из одного куска с макушкой шлема.
Сколько надо взять теперь за шлем такого же производства, чтобы работа оплачивалась? Теперь стремятся, ввиду этого, делать шлем из двух половин, старательно наваривая края гребня. Подобные хитрости раскрываются тщательным исследованием внутренности шлема. Если это окажется не вызывающим подозрения, то умысел подделывателя раскрывается на приделке выпушек и подкладки. Старый бархат и шелк известен знатоку по краске и способу ткани, а выделка современной квасцовой кожи очень отличается от выделки древней.
Как патина на бронзе, так ржавчина на железе рассматриваются как признак его древности, достаточный повод для подделывателей использовать этот способ, имея дело с новичками покупателями, которые не знают, что это совсем еще не доказательство, ибо существуют железные предметы 400-летнего и большего возраста, без малейших признаков ржавчины. Для наведения ржавчины прибегают к таким едким средствам, как соляная и серная кислоты. Впрочем, каждый этим спекулирующий торговец имеет для этой цели средство собственного рецепта. Один подвешивает предмет в дымовой трубе, другой зарывает его в землю. Ржавчина — приятный гость; она не запаздывает. Сомнительна по отношению к ее возрасту другая ржавчина, которая имеет слегка красноватый цвет и поддается трению пальца (может быть стерта пальцем), если она находится на гладких местах, а не в углублениях и трещинах.
На старых предметах вооружения находятся часто повреждения от ударов оружия. Делать такие повреждения на своих работах — излюбленная манера подделывателей. Они думают этим отвлечь подозрение от своих произведений. Поэтому следует внимательно подумать, могут ли вообще повреждения встречаться на тех местах, где они оказываются. Часто находят, например, их в углубленных местах, в то время как возвышения остаются совсем нетронутыми. Особенно на края следует обращать внимание. Подлинные старинные вещи только на определенных местах бывают изношены или повреждены ударами оружия. Сгибы и изломы, которые произошли случайно, могут находиться только на тех точках, которыми предмет при падении может удариться о твердую почву. Подделыватель охотнее старается какой-нибудь предмет старого железа сделать более ценным посредством приделок недостающих частей и украшений. Обыкновенно используемая хитрость состоит в том, что старый гладкий панцирь разукрашивается черневыми и даже золотыми насечками. Если не замечается дисгармонии между работой панциря и работой поддельных украшений, то следует подвергнуть испытанию стиль орнаментовки и техники. Для определения стиля неизбежно научное изучение. Фальсификаторы часто копируют со старых хороших мастеров — основание для большей осмотрительности. Древность техники не так трудно определить. Тут помогает нам отсутствие знаний у современного работника. Старые мастера никогда или только в редких случаях пользовались железным штифтом или грифелем, чтобы нацарапать рисунок на фоне для вытравливания; они использовали штифты деревянные или костяные. Новейшая работа характеризуется всегда тонкими штрихами, нацарапанными точно иглой без надавливания и размаха. Старые мастера приобрели к тому же удивительную верность в распределении едкой жидкости, обыкновенно крепче поддельной. При новейших современных работах повторяют вытравливание раза два или даже три. Подобные отделки старых панцирей приносят хороший заработок большому числу людей. Этим занимаются в Париже, Нюрнберге, Мюнхене и Штутгарте. Плохие произведения этого рода происходят из Венеции; однако они находят сбыт в Греции и Леванте. Позолоту нетрудно отличить новую от старой. Если она наведена слегка, чтобы только походить на старую, то она совсем на нее не походит; если она крепка, как старинная, то подделывателю не удастся ее так ловко подскоблить, чтобы нельзя было найти следов этой работы.
Из Испании, Франции и Италии приходят подделки из золотой и серебряной тарсии, которые легко могут обмануть профана, тем более что они действительно исполнены весьма старательно. Золотые частицы, которые вделывались старыми тауширами на дно гравировки, вырезались посредством грабштихеля из пластинки золота; они были невелики и имели угловатый обрез. В наше время в работу идет вытянутая золотая проволока, которая в некоторых частях бывает слишком длинна и легко отделяется от дна. Посредством увеличительного стекла можно рассмотреть, как мало цилиндрическая проволока находится в соединении с дном. Самое трудное для подделывателей — навести на железо тот серый тон, который характерен для восточных и миланских тауширных работ. Подделыватели часто довольствуются голубоватой окраской alla sanguigna, которая обыкновенно выходит пятнистой. Наименее опытные чернят предметы, помещая их в горячую золу. Подобное поле для фальсификации представляют рельефные работы на металле. Совершенство новейшей техники дает возможность, в этом отношении, воспроизвести оригинал с полной точностью. Для работы такого рода на железе делается сначала болванка из мягкого железа, которая допускает дальнейшую обработку. Но такой продукт легко выдает себя при первой пробе, находясь в отношении к массе чрезмерного веса.
Кроме того, отливку легко распознать по резким кантам, так что следует удивляться, как введены были в обман люди, опытные в этом отношении. Труднее отличить гальванические копии от оригинала, особенно если обстоятельства не позволяют исследовать обратную сторону рельефа. Раз обратная сторона может быть подвергнута рассмотрению, то нетрудное дело установить гальваническое происхождение, ибо в этом случае поверхность шероховата и покрыта бугорками, которые только с большим трудом могут быть удалены. При испытании поверхностей рельефов следует иметь в виду, что металл, отложившийся гальванически, обладает большой степенью твердости и некоторой хрупкостью, кроме того, на выдающихся местах он гуще отлагается, чем на углубленных.
Рукоятки и оправы восточных сабель являются часто произведениями новейшей отливки, и даже эмали подвергаются имитации. Подделка прозрачной эмали трудна, ибо старая эмаль обыкновенно не бывает очень чиста. Опаковые плавни на белом легче могут быть изображены; но старинные часто имеют следы крошечных пузырьков, которых нет на новых. Старая растрескавшаяся эмаль, понятно, уже более склеивается не в огне; работнику приходится брать на помощь так называемую холодную эмаль, смолистую массу, которая в умеренно горячем состоянии вмазывается в ячейки. Такие реставрировки могут быть замечены простым глазом. На Востоке и у нас, в России, прилагают старание к имитированию старой черневой работы, которая, в большинстве случаев, бросается в глаза большей правильностью рисунка. Чернь совершенной работы лучше сплавлена и, главное, лучше по тону.
Оттенок в старинной масляной краске отличается по виду от новейшего; он сходен с цветом свежего льняного масла. Густой лак с примесями смолистых веществ вошел в употребление впервые в XVIII веке.
Что касается подлинности оправ из драгоценных камней, то заметим, что искусство шлифовать благородные камни проникло в конце предыдущего столетия в восточные страны. Даже на новейших восточных работах находят еще необделанные камни. Уже в 1385 г. упоминаются полировщики алмазов в Нюрнберге, в 1456 г. Людвиг Беркен открыл способ шлифовать алмаз его пылью. Известно, что Мазарини около 1550 г. приказал отшлифовать в первый раз алмазы в форму бриллиантов и что шлифованные драгоценные камни явились в конце XVII века.