О да. Она определенно красивее меня. Ярче. Моложе. Фигуристее. Настоящая итальянка с огромными томными глазами, полными губами и высокими скулами, с гривой натуральных смоляных кудрей — как у Бонни, если бы он позволял им расти ниже лопаток. И голос у нее был именно таким, о каком я мечтала: богатое грудное контральто. Вот только Бонни не касается ее. Не бросает взгляды украдкой. Не продолжает ее фраз. Не улыбается одновременно с ней каким-то своим — их общим! — мыслям.

— Я не мог отказать родителям в знакомстве со своей невестой, — вот теперь Бонни сказал чистую правду, и в ней прозвучало столько всего…

Моя невеста вышла замуж за моего друга, прозвучало в ней.

Моя невеста беременна от моего любовника, прозвучало в ней.

Я не мог разбить сердце мужчине, принявшему меня, как своего сына.

Я не мог разбить сердце моей матери после того, как мой отец изнасиловал ее — но она всегда любила меня и не упрекнула ни словом.

Я не мог опозорить их на всю Сицилию признанием, что я — ваш любовник.

Я не мог признаться им, что сам лишил себя возможности иметь детей.

И теперь моя бывшая невеста беременна от нашего любовника, а я…

— …Я должен жениться. Семья это самое главное. Единственное, что имеет значение.

А вот тут Бенито Кастельеро соврал. Семья — это единственное, что должно иметь значение, но это не так. Не так для тебя, Бонни. Твое сердце раскалывает от боли так же, как мое. Твой пульс рвет твои вены, твоя кровь — раскаленный яд предательства. В твоих глазах тоска и одиночество. Я вижу. Я знаю. Потому что чувствую то же самое, здесь и сейчас.

И ничего, ничего не сделаю, чтобы помочь тебе. Может быть, это — моя ошибка. Может быть, я сейчас должна сказать: остановись, Бонни, не шагай за край. Не из всякой бездны можно вернуться, Бонни. Не каждое предательство — простить.

— Ты прав, семья важнее всего, — отозвался Кей, и в его фразе тоже звучало очень много чего.

Ты — наша семья, а мы — твоя, сказал он.

Еще не поздно все исправить, сказал он.

Мы любим тебя, мы не отступимся, сказал он.

Ты можешь вернуться прямо сейчас. Просто встать и пойти домой. Пожалуйста, Бонни. Прошу тебя, — не сказал он, он Бонни услышал. Не мог не услышать.

Услышал, но ответил совсем не то.

— Я рад, что ты меня понимаешь, — и посмотрел на меня.

Зачем, Бонни? Ты хочешь, чтобы я попросила тебя? Хотя знаешь, что этого не будет. Я обещала тебе, что если ты уйдешь, то я не позову тебя обратно.