— Да не знаем мы, — ответила за всех Саша, — Катя с Никой вечером пошли на танцы. А утром, когда мы сюда пришли, то увидели вот это. А ну-ка признавайся, кому ты там глазки строила? — накинулась Саша на свою подругу.
— Да не знаю я, — плача ответила та, — Ника, скажи ей, что ничего подобного там не было и близко.
— Катя права, — ответила не менее заплаканная Ника, — мы немного потанцевали с ребятами яхтсменами из нашего клуба но всё было очень прилично. Да и танцевала Катя только с холостыми. Мы же там всех знаем.
— Однако это точно проявление ревности, — ответил я, указывая на бедняжку-яхту. Видать, там была ещё и какая-то поклонница тех с кем ты, Катя танцевала. А ты девочка красивая, вот завистница и побоялась, что уведёшь предмет её воздыханий.
— Узнаю какая тварь это сделал и сама её налысо побрею и мордой в краску макну, раз пять для гарантии, — злобно прошипела Саша, — мы же из-за неё теперь в регате участвовать не будем. Хотя это мог кто-то из мужиков быть. Вы, козлы на любую подлость готовы только чтобы не дать женщинам себя обставить, — мгновенно Саша ещё и меня сделала крайним. Вот такая вот коллективная ответственность по гендерному признаку.
— Это уже точно? — спросил я, имея в виду пропуск регаты.
— А как мы всё успеем в порядок привести? Мы тут одни и нет ничего. Всё, можно договариваться о транспортировке яхты обратно в Ленинград и ехать домой.
Глава 24
— Так, девочки, не надо пороть горячку, — сказал я, когда выслушал Сашу — сейчас я кое-куда съезжу. Есть у меня в Крыму очень хороший знакомый. Может быть, он сможет нам помочь. Ждите меня здесь и выше голову. Глядишь, ещё и выйдете завтра на старт. Договорились?
Ответом мне стали взгляды трёх пар заплаканных, но при этом очень красивых глаз, в которых читалась надежда. Ради таких взглядов можно и нужно попробовать сделать чудо.
Поэтому я бегом вернулся на улицу, поймал такси, сейчас не время экономить, и поехал в совхоз имени Ковпака. Если кто и поможет сейчас, то только Бубун.
Федор Михалыч, какими судьбами? — спросил меня тот, когда таксист высадил меня возле администрации совхоза и я вошёл в кабинет директора.
— Да вот, мне снова нужна помощь, — не стал я тянуть кота за все подробности и с ходу перешел к делу.
— Очередных шулеров и продажных ментов на место поставить? Боюсь, что вынужден отказать. Завтра в Севастополе регата, на которой сам Горшков будет. Сам понимаешь, что главком ВМФ это такая величина, что нужно показать самое лучшее.
— Подожди-ка Сергей Геннадьевич. Про регату я знаю, я из-за неё к тебе и приехал. Но какое отношение Горшков к твоему совхозу имеет?
— К совхозу? Никакого. Как и мой совхоз к флоту тоже. А это хотелось бы исправить. У меня одни из лучших в Союзе вин и коньяков. А министерство обороны меж тем, закупает для своих нужд всякую отраву! Вот я и хочу это дело исправить.
— Так ваши вина, — до меня начинает доходить, — будут подавать важным гостям на регате?
— Да. И не только вина. Коньяк тоже. Но главный упор, конечно, на вино. На Рислинг, его ты уже пробовал. На Каберне, на Совиньон, на Портвейн и самое главное. На Херес. Это такое испанское вино, ну ты наверняка знаешь. На мой взгляд, за Хересом будущее в Союзе. Он намного вкуснее, чем Портвейн,
— Сергей Геннадич, ты хочешь три топора заменить Хересом? Не думал, что ты идеалист. Три семёрки копейки стоят, а твой Херес наверняка будет на порядок дороже.
— Фёдор Михалыч, — укоризненно смотрит на меня Бубун, — что ты! Моё вино — это не конкурент евпаторийской бормотухе. Это совершенно разные вещи. Я говорю про настоящий Херес и Портвейн а не про то что эти бракоделы гонят у себя на заводе. У нас в стране совершенно не хватает качественных креплёных вин. Вот я и хочу на завтрашней регате подать мой Херес. И не просто подать, но ещё и десяток ящиков подарить ответственным товарищам разной степени важности.