Мы отправились на ужин с моими родителями и отпраздновали это событие. Затем я пошёл в бар с Дженн и Стивом Пэрсонсом. Мы танцевали с Джен медляк, но неожиданно столик с качками в модных футболках узнал меня и оттуда в мой адрес полетело: "Неудачник х*ев! Наркоман!". В общем, всё как обычно.

Дженн психанула. Она вырвалась от меня и подошла к их столику. "Слушайте вы, идиоты *баные! Да что вы вообще в своей жалкой жизни сделали? - кричала она и показывала на меня пальцем. - Вот он для своей выиграл Кубок Стэнли и Олимпиаду для своей страны. Он выиграл всё, что только можно. Как вы смеете говорить такие вещи в его адрес? Да вы даже ботинки его лизать не достойны!".

Подошли мы со Стивом и встали у неё за спиной. "Будет тебе, Дженн. Пойдём", - сказал Стив. Мы уже почти вышли из бара, как вдруг Дженн ни с того ни с сего схватила стул и закинул им в них. "Ой, бл*...", - сказал Стив, и мы втроём бросились бежать. Качки догнали нас на парковке, но вместо того, чтобы бить нас, они стали извиняться, пытались пожать мне руку и говорили, что они всегда были моими фанатами. Одним словом, козлы самые настоящие.

Вернувшись в номер к Стиву, я принялся за "Краун Роял". Меня съедала горечь поражения в Кубке Аллэна. Дженн предложила поиграть в покер, чтобы поднять настроение. Мы сыграли пару партий, а потом я нажрался в хлам. Я назвал Стива быдлом, сказал, что мне плевать на то, какой он здоровый, и что я его не боюсь. Он попросил меня успокоиться, но я продолжал наезжать на него, заводясь с каждой минутой всё больше и больше, пока, наконец, Дженн не увела меня к нам в номер.

Когда мы остались наедине, меня понесло насчёт моего детства, я стал орать на неё, обвинять её в том, в чём была виновата Вероника, и стал спорить со своими знакомыми из прошлого. Потом Дженн мне рассказала, что я орал на призраков.

Тогда Дженн пыталась уловить смысл в моих словах. "Теорен, соберись, - говорила она. - У всех есть свои проблемы. У всех жизнь не сахар. Утри сопли, соберись и живи дальше. Твою же мать, тебе уже 37 лет. Смирись уже с этим!". Она хотела уйти, но я не пускал её, а потому она заперлась в ванной и думала про себя: "Господи ты боже мой, да он же психопат!".

Мы ругались всю ночь, пока не иссякли силы. Где-то в семь утра я завалился на кровать, а Дженн уже собиралась уходить, как вдруг в дверь постучали. Это были мои родители. Они пришли позвать нас на завтрак. Я сказал Дженн, чтобы она им не открывала, но она всё равно поступила иначе и выскользнула в коридор.

Я тут же принялся кричать на родителей. Я сказал им, что им было полностью насрать на меня до тех пор, пока я не заиграл в НХЛ. А потом они вдруг сильно заинтересовались моей жизнью и стали приходить на игры. Но было уже поздно. "Если вы видели в чём-то собственную выгоду, вы были тут как тут. А я нуждался в вашей поддержке. Мне нужно было, чтобы вы решили все свои проблемы и помогали мне в детстве, - говорил я. -

Давайте на чистоту. Пока я не стал знаменитым, я был для вас лишь обузой".

После этого я перешёл к теме Грэхема Джеймса. "Как вы это допустили? Как вы могли сдать собственного ребёнка педофилу?", - кричал я. Я наорал на маму за то, что она бросила меня и на протяжении всего моего детства не выходила из своей комнаты, что она не нашла в себе силы приехать и поддержать меня, когда я в 13 лет лежал в больнице напуганный и одинокий.

Я на орал на папу за то, что когда я был маленький, он всё время был пьяным. Весь гнев, который копился во мен все эти годы, выливался наружу, и это было ужасно некрасиво.

Они сидели на моей кровати, и мы все плакали. А потом они извинились.

Если у вас было такое же детство, как у меня, то ваши родители должны перед вами извиниться. Это очень важно. Это поможет вам приспособиться ко взрослой жизни. После этого уходит чувство обиды, и вы перестаёте вести себя таким образом, чтобы дать им понять, какую боль они вам причинили. Можете поставить галочку - они знают, как они с вами поступили, и они понимают, что так делать было нельзя.

В итоге они ушли, а Дженн вернулась обратно. На этот раз уже она мне сказала, что никуда от меня не уйдёт. Я не мог жить нормально, потому что в прошлом у меня было слишком много проблем. Дженн мне сказала: "Давай-ка вместе избавимся от этой большой кучи дерьма". Мы делали шаг за шагом, оборачивались назад и думали: "Ух ты! Всё оказалось намного проще, чем нам изначально казалось". Затем мы делали следующий шаг. Мы до сих пор выгребаем эту кучу.

Появлялись другие проблемы, и мы продолжали ругаться с Дженн. Мы не на шутку разругались из-за того, что я позволял людям использовать себя. Дженн защищала меня всеми силами и приходила в бешенство, когда я с лёгкостью выписывал чек какому-нибудь своему другу или члену семьи, если тот просил у меня денег. К тому же, она не могла смириться с тем количеством наркоты и алкоголя, которое я поглощал.

Я контролировал свой кайф, словно я управлял самолётом. Чтобы захмелеть, я откладывал в сторону кокаин и выпивал пару рюмок водки. Если мне нужно было протрезветь - я делал себе дорожку. Но в жизни с наркоманом нет ничего весёлого. Дженн же употребляла наркотики лишь эпизодически, а вовсе не так часто, как я.

После этой ссоры Дженн легла в постель, а я сел на полу в ванной, обхватив голову руками.

Мне было невероятно больно. Я умирал медленной, мучительной и одинокой смертью, потому что алкоголь не забирает жизнь в одночасье. Он постепенно съедает вашу душу.

Я завязал с хоккеем и понятия не имел о том, как сложится моя жизнь дальше. Я знал, что в моей жизни было много потрясающих женщин, которые любили меня и заботились обо мне. Я понимал, что если не перестану вести себя таким образом, то и этим отношениям придёт конец. И тут вдруг я хлопнул себя по коленям и сказал: "Господи, прошу тебя, избавь меня от этой зависимости, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста". После этого я рыдал и молился несколько часов.

Я вспомнил, как из-за кокаина я устроил дебош в пустыне, вспомнил, как я разговарил с кактусом, как орал Богу "Иди ты нах**! Меня всё за*бало!"... И что бы я не предпринимал, я не мог остановиться. Мне не хватало для этого силы воли. Мне нужна была помощь со стороны. Мне был нужен Бог. Моя жизнь была катастрофой.