Сотрудница почтамта, сидящая за стеклянной перегородкой, тётка неопределённого возраста, неприязненно буркнула – «паспорт, давайте, мущщина». Я протянул ей документ. Она даже не подняла на меня взгляд, чтобы сверить фотографию с оригиналом – оттого я из её внешности рассмотрел только одутловатые руки и жиденькие пергидролевые волосы, уложенные в непритязательный пробор.

Женщина посмотрела подсунутый ей паспорт, буркнула «ждите», повернулась на стуле и удалилась куда-то вглубь. Вернулась через пару минут и сунула в полукруглое окошко паспорт с вложенным в него конвертом – «получите, мущщчина…» На то, что клиенту едва исполнилось шестнадцать, ей было плевать, для неё существовали лишь две категории: «мущщчина» и «женщина». Ко второй мы с альтер эго явно не относились – так что, осталось принять подношение и, буркнув «спасибо», отойти от стойки, ознакомиться с посланием.

Содержимое конверта оказалось предельно лаконичным. Всего два слова, «зал переговоров», время -18.15 – и фамилия. Моя фамилия. Что ж, всё яснее ясного – «шеф» намерен пообщаться со мной по телефону.

Так оно и вышло. Ровно в 18.15 (я не отрывал взгляда от больших часов над входом в переговорный зал) из-за стойки раздался женский голос: «Абашин, в тринадцатую кабинку, разговор заказан…» Я торопливо вскочил и поспешил к дальнему концу зала, к белой табличке с номером «13», красующейся над старомодной дубовой дверью.

Сначала раздались гудки, голос телефонной барышни – кажется, той самой, из зала – невнятно произнёс: «соединяю», и в трубке прозвучало отрывистое, телеграфное: «Бобров переулок, идите по левой стороне до угла первого дома. Если будете не один – встреча не состоится». И снова гудки, на этот раз, частые.

Бобров переулок – это не больше полусотни метров в сторону метро. Я обогнул закруглённый угол дома с высоченными колоннами на уровне третьего этажа, миновал высокие застеклённые двери с красующейся сбоку загадочной табличкой «ВНИПИОАСУ»[10]. Помнится, в девяностых тут располагалась академия живописи Ильи Глазунова…

Я повернул влево и углубился в переулок, озираясь на ходу в поисках незваных попутчиков. Их, как ни странно, не было видно – и это внушало беспокойство. Как хотите, а мне не верилось, что загадочный «шеф» оставил меня без присмотра – я на его месте поставил бы соглядатая прямо в зале для переговоров, с инструкцией понаблюдать, нет ли у того, что выйдет из кабинки номер тринадцать, нежелательной компании. В залах Главпочтамта полно народу – поди угадай, кто из них помощник Десантника? К тому же, таинственный «шеф» мог использовать и обычных людей – заплатить, к примеру. Впрочем, если он и рисковал, то минимально. Даже если бы я явился на Главпочтамт не один, расчёт у меня в любом случае, был лишь на телефонные переговоры, максимум – на осторожную слежку. Но кто же мог предположить, что «шеф-Десантник» не станет откладывать встречу в долгий ящик и назначит её прямо сейчас? Вполне разумно, кстати: к операции захвата противник не готовился, необходимые меры принять никак не успевал, а импровизация в такого рода делах – гарантия неминуемого провала. А вот мой визави имел достаточно времени на подготовку – наверняка продумал и варианты отхода и прикрытие себе обеспечил. В здешних переулках и проходных дворах сам чёрт ногу сломит, а если учесть ещё и чердаки старых доходных домов, сплошь и рядом, сообщающиеся между собой, да не забыть о разветвлённых подземных коммуникациях, часть которых прорыты ещё при царе Горохе…

Взгляд на часы – из отведённых мне семи минут прошло только пять. Народу вокруг не то, чтобы много, но и безлюдным переулок не назовёшь – навстречу мне торопливо шагает интеллигентного вида мужчина лет сорока с портфелем, зажатым под мышкой, вслед за ним мамаша толкает коляску. Дальше – трое молодых людей, по виду студентов, что-то громко обсуждают на ходу. Я внезапно вспотел, осознав, что прямо сейчас, в эту самую секунду за мной наблюдают, примериваются, а я ничегошеньки не могу сделать, потому что понятия не имею, откуда исходит предполагаемая угроза. А значит – делаю то, что в иной обстановке сам назвал бы несусветной глупостью: останавливаюсь, присаживаюсь на корточки и, делая вид, что затягиваю шнурок ботинка, перекладываю (незаметно, как мне хочется думать) «Вальтер» из наплечной кобуры в карман куртки. Остро захотелось передёрнуть затвор, но пришлось сдержаться – казалось, в тишине переулка металлический лязг прозвучит, подобно громовому раскату.

Я выпрямился. Колени вдруг стали ватными, пальцы скользили по мокрой рукояти пистолета. Неужели я настолько струсил? Всё, соберись, соберись! Вокруг люди, средь бела дня Десантник не решится на резкие действия – да и зачем ему это, если подумать?

До угла дома – пятнадцать шагов.

Десять.

Семь.

– Не стоит так нервничать, Евгений Борисович – зазвучал за моей спиной мягкий голос. От неожиданности я споткнулся и едва не полетел с ног.

– Неужели вы меня опасаетесь? Право же, вам ровным счётом ничего не угрожает. – давешний интеллигент с портфелем смотрел на меня иронично и чуть укоризненно. – Как дойдёте до конца дома, поверните влево, во двор. Там мы, надеюсь, сможем побеседовать без помех.