Глава 3

Арест (продолжение)

Узник обратил внимание на стену каземата, выкрашенной в казённый цвет детской неожиданности. По краске катились и стекали на пол неизвестно откуда взявшиеся мутные капли с кроваво-ржавым оттенком. Вероятно, по ночам, при перепаде температур, такое случается в казённых помещениях, только зрелище оставляло неприятные впечатления. Как будто это было напоминание о нехорошем будущем. Ну, с будущим всё понятно. Армейские казармы тюремного типа не числились в реестре тюрем, значит, искать здесь никто не будет и выход только один, как ни прискорбно осознавать такую нелепицу. Возможно, и эта ночь была последней, потому что у тех, кто привёз сюда заключённого, не существовало иного умысла, кроме летального исхода. В памяти возникли слова, которые иногда повторял товарищ Сталин:

— Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы. И с этим ничего не поделаешь.

Да, ничего не поделаешь. Хотя… как любил поговаривать Ульянов-Бланк, ставленник Сионистских Штатов Америки:

— Из каждого самого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода…

Вероятно, эта дилемма, может быть, подходит для какой-нибудь еврейской мешпухи,[12] но для русичей звучит как-то неприемлемо. Собственно, человек всегда живёт надеждою, но чтобы оживить надежду, необходимо переворошить прошлое и отыскать те грехи и ошибки, из-за которых произошла неприятность. Но после необходимо покаяться… Именно так, без этого все попытки построить жизнь лопаются, как мыльный пузырь.

Эту мысль внушала ему за все годы совместной жизни любимая жена, которая хоть и выросла в мингрельской деревне, но была потомком древних римлян. Более того, по родовому преданию выходило, что она является пра-пра-пра-пра-внучкой самого игемона, то есть Понтия Пилата, всадника Золотое копьё. Ещё в первые дни знакомства девушка поведала о семейном секрете в Тифлисском парке Надзала-деви. Тогда Нино рассказывала о своём предке с горящими глазами и тоном, не терпящем возражений. Признаться, в её взбалмошные россказни, поначалу, не очень-то верилось: мало ли какая молодая девица ударится в сказочные дебри, опутавшие прекрасную головку, но дыма без огня не бывает. К тому же, откуда в бедной семье мингрелов появилось очень дорогое изумрудное ожерелье? А познакомились они гораздо раньше…

Вагон комиссара Грузинского ЧК стоял на запасных путях возле приморского курортного города Сочи. Игемон прибыл сюда по своим обычным делам, курируя работу городской ЧК и попутно решая накопившиеся проблемы. Вдруг со стороны охранного отделения, перекрывшего вход в эту часть железнодорожного тупика, раздались беспорядочные выстрелы и выкрики охранников. Лаврентий Павлович вышел в тамбур, открыл дверь и выглянул наружу. К его вагону со всех ног бежала молодая девица в длинном бардовом платье, подобравши подол и сверкая обнажёнными коленями. Ситуация показалась забавной: если бы это была какая-то воинствующая эсерка, то не оказалась бы безоружной и не бежала бы так, нелепо вскидывая ноги, обутые в чёрные кожаные дамские боты на шнурках. И хотя за девушкой уже пустились в погоню несколько охранников, но у беглянки был основательный шанс прибежать к нужному вагону первой. Именно это она и сделала.

— Товарищ комиссар, — крикнула она, подбежав к вагону, — я должна вам сообщить…

Что должна сообщить девушка, осталось невысказанной тайной, потому как один из охранников набегу размахнулся и достал девушку длинным кнутом. Та дико взвизгнула, протянула к комиссару руку, и чуть было не рухнула тут же, возле вагона, но мужская крепкая рука схватила девушку за запястье и вознесла её в тамбур, спасая от очередного удара кнута, который мог оказаться последним для хрупкой девушки. Оказавшись недосягаемой хищному абреку, к тому же в объятиях сильного мужчины-спасителя, юная искательница приключений перевела дух, но всё же не забыла о цели своего безумного поступка.

— Я вам хотела сказать…, — тут же начала она…

— Потом, потом, — нетерпеливо перебил девушку комиссар. — Не желаете ли вы для начала откушать со мной чаю, а там решим — правильно ли вы рисковали своей жизнью.

Незваная гостья ничего не ответила, но глаза её сверкнули таким внутренним огнём, что хозяин вагона поневоле залюбовался этой птичкой, добровольно залетевшей к нему в клетку.

За столом девушка не отказалась от предложенного чаю, но, хлебнув глоток, начала сбивчиво рассказывать про неожиданный арест своего родного брата, который никогда не был против революции, большевиков и всех вытекающих отсюда последствий. Наоборот, её брат всегда выступал за народовластие и клеймил капиталистов, угнетающих пролетариат. Но его, вероятно, по чьему-то подлому доносу, просто арестовали, не разбираясь и не собираясь вдаваться в подробности.

В конце своего монолога девица сняла с шеи изумительно тонкой работы драгоценное ожерелье и протянула слушавшему её мужчине:

— Я готова отдать даже это…

Лаврентий Павлович взял ожерелье, начал перебирать камни, любуясь игрой света на гранях изумрудов: