Она кивнула:

– Моя приемная мать была из тех людей, что изо всех сил стараются выглядеть респектабельно, хотя в доме не всегда хватало денег даже на еду. Она изображала перед соседями заботливую мать, а мне приходилось самой добывать нам с Тамсин еду. Например, на помойках, куда из супермаркетов свозили просроченные продукты.

Кулал в ужасе отшатнулся:

– Почему ты не жаловалась? Властям? Попечительскому совету? Не потребовала, чтобы вас отдали в другую семью?

– Да потому что никому не было до нас дела! Потому что никого не интересуют чужие проблемы! Потому что людям приходится самим защищать себя и бороться за выживание. Просто вы об этом не знаете! – взорвалась она. Все нервное напряжение последних недель вырвалось наружу, и она не могла больше сдерживаться. – Тамсин была трудным ребенком, нервным, совершенно неуправляемым! У нее было ужасно тяжелое детство, гораздо тяжелее, чем у меня, и это отразилось на ней. Никто не мог с ней справиться. Никто, кроме меня. Куда бы ее определили, если бы я пожаловалась на эту семью? – Она вскочила, оттолкнув стул с такой силой, что ножки заскрежетали по мраморному полу. – Нас бы разделили, она бы не выжила без меня!

Кулал вскочил вслед за ней, взял ее за дрожащие плечи и попытался усадить обратно.

– Пожалуйста, сядь, Ханна. Я не хотел расстроить тебя.

– Я не хочу садиться! Я хочу…

Слова застряли в сжавшемся горле. Она отошла к окну, стараясь незаметно вытереть набежавшие слезы.

– Думаю, я знаю, чего ты хочешь, Ханна.

Он подошел к ней сзади, его голос звучал совсем близко. Так же близко, как той незабываемой ночью, когда он что-то шептал ей на языке, которого она не понимала, но тогда это не имело значения. Потому что Кулал заставил ее впервые в жизни почувствовать себя женщиной. Вот почему она невольно реагировала на ласку его голоса, даже сейчас. Вот почему ее соски снова напряглись в желании снова ощутить его руки, его губы…

Она старалась напомнить себе, что сейчас не время для постельных утех и вообще для сантиментов. Но воспоминания детства наполнили ее такой тоской, что она отдала бы все на свете, лишь бы он сейчас обнял и утешил ее. Баюкал ее, как испуганного ребенка. Сказал ей, что все будет хорошо.

Но он этого не сделал, и Ханна не смела обернуться, потому что не доверяла самой себе.

– Вы знаете, чего я хочу? – переспросила она деревянным голосом.

– Я знаю решение проблемы, которое устроит всех.

– Решение проблемы? – с сомнением повторила она.

– Я думаю, нам удастся выйти из этой ситуации с минимальным ущербом.

«Выйти из ситуации с минимальным ущербом».

Это не было предложение мира, и Ханна инстинктивно это почувствовала. Это было начало военных действий. Она повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила голосом, в котором не было и следа обуревавших ее чувств:

– Что у вас на уме, Кулал?