– Да ты что! И как же?
Кощей сделал глубокий вдох, готовясь к взрыву, который последует за его ответом.
– Старый проверенный способ, – хмуро ответил он. – Поцелуй.
Мгновение Василиса смотрела на него серьезно, а потом рассмеялась.
– Ты издеваешься, да? Чтобы я согласилась поцеловать тебя? Господи, это какой-то бред. Все это – бред. – Она замотала головой. – Может, я просто сплю, а это все лишь очередной кошмар…
Это было уже слишком.
– Один поцелуй, и все снова станет как было, – мертвым голосом проговорил Кощей.
Во взгляде Василисы появилась неприкрытая злость.
– Что, заставишь меня? – нервно спросила она, смотря ему прямо в глаза. – Или это не будет считаться? А сколько еще не считалось? А может, я сама стерла себе память, чтобы забыть все это? – Ее голос взвился и осекся. Она тяжело дышала. – Так, я забираю вещи и ухожу.
И направилась к чемодану.
«Конец! Это конец! – пронзительно завизжало что-то внутри Кощея. – Ты потеряешь ее! Не дай ей уйти! Пусть все станет как было».
Кощей резко дернулся с места, в два шага пересек разделяющее их расстояние, схватил Василису за плечо и развернул к себе, намереваясь поцеловать… и замер, будто налетел на стену. Страх. Страх упал вуалью на ее лицо, исказил черты, не оставив места ничему другому. Страх наполнил ее глаза. Кощей ужаснулся увиденному и в каком-то отчаянном порыве – то ли защитить, то ли оттянуть неизбежное – прижал Василису к себе, обнял и почувствовал, как она одеревенела в его руках. Ее объятия всегда дарили ему тепло, но сейчас она была холодна, будто мраморная статуя. Он вдохнул запах. Она пахла собой – так знакомо и родно. Кощей вдруг вспомнил, как в последнее утро, что они провели вместе, она мыла голову перед завтраком и спустилась на кухню с мокрыми волосами, а потом минут десять работал фен в ее комнате, а он смотрел на часы, злился и кричал ей, чтобы поторопилась, потому что ему уже нужно выходить…
– Василиса, – прошептал он ей в макушку, – я не принуждал тебя ни к чему и не причинял тебе вреда. Я не знаю, насколько ты была счастлива в этом браке, но несчастной ты не была. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я бы отпустил тебя, если бы ты попросила, и ты это знала. И то, что не попросила, вселяет в меня надежду. И я отпущу тебя сейчас, но, если тебе что-то понадобится, обратись ко мне сразу же. Обещаешь?
– Отпусти, – едва слышно прошептала Василиса, и в ее голосе Кощей услышал слезы.
Пересохшими губами он поцеловал ее в макушку и разжал руки, тут же отвернувшись, чтобы не увидеть отвращение в ее глазах. Ушел из комнаты, ни разу не обернувшись, и не вышел проводить.
И не полетел ночью, чтобы поцеловать ее во сне.
Через две недели Кощей вернулся домой и обнаружил Василису в гостиной. Она сидела на диване и держала в руках рамочку со снимком из их отпуска. Этот кадр фотограф сделал во время экскурсии, а после предложил выкупить. Кощею он не понравился, зато Василиса, не торгуясь, взяла его по абсолютно несуразной, ничем не оправданной цене. Выражение своего лица на этом фото Кощей описал бы как снисходительно-скептическое, хотя после так и не смог вспомнить, что ему так не понравилось, но он обнимал Василису за талию, словно боялся отпустить хоть на шаг, а она смотрела на него и улыбалась. Она любила эту фотографию и держала ее в гостиной на журнальном столике, но теперь разглядывала так, будто на ней было запечатлено нечто крайне омерзительное, и от этого было больно вдвойне. Кощей невольно попытался представить, что бы она сказала о снимке с регистрации их брака на его рабочем столе. Впрочем, возможно, как раз к нему отнеслась бы более-менее спокойно: там они были серьезны, и она просто держала его под руку.
– Я помню эту поездку, – произнесла Василиса, явно не думая здороваться, и подняла на него глаза. – Но тебя там не было. Я ездила одна.
Она поставила рамочку обратно и поднялась с дивана. Кощей отметил, что она похудела: заострилось лицо, и в цвете кожи появилась нездоровая желтизна, свойственная людям, страдающим бессонницей.
– Плохо спишь? – спросил Кощей.