При звуках фортепиано Рут хотелось говорить. Она не могла удержаться.

В тот вечер музыка Шумана наполнила комнату, но Питер – закрыв глаза, он лежал на спине рядом с ней – потянулся и тут же закрыл ей рукой рот, стоило ей открыть его. Потом приподнялся на локте, наклонился над ее лицом на подушке и улыбнулся.

Поцеловал.

«Я и забыла, что собиралась сказать, – проговорила она. – Какое счастье».

«Давай еще разок поставим», – ответил он.

Поднялся и пересек комнату. Какой он высокий, красивый – длинные ноги, подтянутый живот, широкие плечи… Рут смотрела на него, замерев от восхищения.

И снова раздался этот прекрасный звук, игла повторяла его дыхание. Питер словно вдохнул ей ноты прямо в ухо. Кожа покрылась мурашками. И мелодия полилась.

Питер забрался обратно на кровать. Залез под одеяло и покрепче подоткнул его вокруг ее плеч.

«Потрясающе», – думала она, закрыв глаза и наслаждаясь первыми тактами.

Пальцы Рубинштейна, будто молния, летали в тот вечер по клавишам. Как же звучала музыка в концертном зале? Какого она была цвета? Черного и серебристого, подумалось ей. Как океан – с его внезапными каплями света, алмазными всплесками, растекающимися в зеркальные озера на песке.

Рут повернула голову и заснула, пристроив щеку Питеру на руку.

Как же чудесно им было тогда.

Она отряхнула руки от крошек и поставила тарелку в раковину.

Радио вдруг замолчало, музыка остановилась. На примолкшую кухню обрушилась гробовая тишина.

Рут отвернулась от окна.

Радиоприемник стоял на полке над батареей. Прозвучало три предупредительных сирены, а потом механический голос объявил штормовое предупреждение – где-то в отдаленном округе возможен торнадо.

Фронт опасных гроз смещался к востоку.

На радиолокационных картах, которыми пользовался Питер, такие бури помечались красными, желтыми и зелеными значками, напоминавшими взрывы в комиксах.

Рут снова выглянула в окно.

Небо было чистым – парадно-голубое, торжественное.