Вначале эвенки пытались нападать и на это зимовье, но их мы отгоняли «огненным боем». Однако вскоре нам через Игнатия Ханептека удалось помириться с ними. Торговлишку соболем и прочими зверьками наладили, даже несколько совсем дорогих горностаевых шкурок принесли, и совсем уж редкую шкуру большущего соболя – росомахи, которую местные называют - йекен. Как Тунгуска вскрылась, дальше тронулись. Теперь уже эвенки не препятствовали нам продолжать плавание.

До самого конца лета шли. Река всё мельче и уже становилась. Много перекатов пошло. Сотен семь, а то и поболе вёрст прошли. Остановились ввиду небольшой горы, когда и плыть уже нельзя было, да и о зимовье подумать следовало. Гору Юрьевой назвали. Там местные охотники и поведали, что совсем недалече верстах в двадцати начинается речка Чечуйка, что вскоре впадает в большую реку, которая течет встреч солнцу. Зимовье всё ж на Тунгуске поставили. Попроще, чем два предыдущих, тунгусы не шалили, так, что избой да баней обошлись. Всю зиму и с местными торговали и сами промышляли, богаты те места зверем. Тунгусам-то вся эта пушная мелочь без надобности, не тронутые места. По снегу по волоку за зиму и шитики перетащили.

Только лёд сошёл, двинулись дальше. Как тунгусы и баяли, вскоре Чечуй влился в широкую реку. Половодье, да и река сама быстрая, лодьи летели прямо. По берегам стояли поросшие густым лесом горы, ещё бывали красивые утёсы из красного камня, у подножья которых тянулись узкие бичевники (Бичевники — слегка наклонённые к реке низкие заливаемые берега, тянущиеся узкой полоской у подножья обрывистых высоких берегов).

Всё дальше шли на восход. Много чудес на Лене реке! Вот, к примеру, горы «Гусельные», как сразу назвал их Буза. Их было две рядом. Они обрывались у реки высоким крутояром из вертикальных пластов разноцветного камня — красного, серого, жёлтого, оранжевого. Тонкие, длинные и прямые пласты напоминали гусельные струны. Красота невиданная. Люди даже грести бросили.

Спустя ещё несколько дней достигли мы совсем удивительного места. От гористого правого берега отделялись высокие каменные столбы. Они тянулись в три ряда и состояли из пластов тако же. Пласты лежали один на другом — белые, красные, жёлтые. Очертания столбов причудливо больно: то башня, то терем, то какие-то животные сказочные. И везде Лена была усеяна островами. Вскоре дошли до места, где Лена повернула на север и вышла на равнину. На берегу стали появляться селения, и в них новый, не известный доселе народ — якуты. Приветливо встречали они нас, угощали кониной, рыбой. А вскоре встретились мы и с якутским вождём Тыгыном. Он целый пир в нашу честь устроил.

Одна лодья у нас совсем плоха была. Решили мы, новую сделать. Нашли дерево подходящее, свалили, киль изладили, стали борта наращивать. Якуты всё крутились вокруг, перенимали новое ремесло. Смолу принесли. А пока мы шитик делали, одна лодья наша прошлась по могучему притоку Лены Алдану, что вливается в неё как раз возле посёлка Тыгына. Алдан этот тоже с восходу течёт. Только через седмицу вернулась, повертает вскорости Алдан на полудень. Старшим у них был литвин Добрынский. Мы как раз шитик доделали. Снабдил нас Тыгын провизией, кониной, рыбой, орехами. Зимовать столь малым отрядом в этих местах поопасались. Много больно якутов там обитает. Вроде мирные, да кто их знает, что удумают за зиму.

Назад дорога намного дольше оказалось, всё же против течения выгребать. К концу лета токмо дошли до Юрьевой горы или Чечуйского волока. Зимовали опять в своём месте, благо всё построено уже. А к весне решили, что назад возвращаться опять с тунгусами воюя не след. Попробуем выше подняться по Лене. Ещё вёрст, поди, с полтысчи проплыли, пока совсем мелко не стало. Вот возле одного из притоков, что Куленгой прозывается, и бросили шитики. Дальше уже пёхом по степи пошли на закат и чуть на полдень. Вдоль речек тянулись открытые места, напоминавшие степи. Здесь мы столкнулись с новым народом — братами (бурятами). С удивлением увидели мы огромные табуны лошадей и возделанные поля с посевами проса, гречихи и ячменя. Поля как у нас прямо, только вместо изб круглые, обтянутые войлоком юрты.

Пройдя свыше двухсот вёрст, вышли мы к новой неизвестной реке. Воды её стремительно катились между отвесными берегами. Вокруг бесчисленных островков пенилась вода. Снова построили мы себе шитики и тронулись вниз по реке. Через несколько дней пути услыхали отдалённый гул. И чем дальше плыли, тем громче становился шум и рёв воды. Потом уже и сами пороги узрели. Отвесные скалистые берега сошлись ближе, покрытая белой пеной вода бурлила и клокотала меж скал, местами обрываясь вниз стремительными водопадами. С огромным трудом миновали их, лодьи на берег не везде вытянешь – скалы кругом. Но и после этого опасность не миновала. Лодьи прям, понесло вперёд. Кипящие водовороты, мели и подводные скалы, усеявшие все русло реки, только Господу ведомо, как не потопли. Одну лодью всё ж разбило, но выловили всех кроме двоих, часть рухляди мягкой только потеряли, да крупа намокла. Реку местные браты Ангарой прозывают. Дюже быстрая река. Это только и спасло. К тому ж, теплее там гораздо, только к середине декабря встала Ангара, льдом покрылась. Мы же, пройдя более тысячи вёрст по ней, вдруг оказались у Енисейского острога. Получается, что Ангара эта и Верхняя Тунгуска одна река. Ну, а дальше уже до Таруханска по зимнику на санях шли. Почитай пять лет колобродили. Вот буквально к весне токмо и прибыли в Новую Мангазею, а недавно и до старой вот добрались.

- Снова пойдёшь за пушниной, - поинтересовался у Пянды, отмечавший весь маршрут на своей неправильной карте, Озеров.

- Что ж, не сходить. Теперь проще, места знакомые. Мне карту эту не дашь? – отодвигая кружку, в упор посмотрел на стрельца Пантелей.

- Дам, конечно. Нам князь Пожарский говорил, что первопроходцам по мере сил помогать надо, не только карту дадим, но и деньгами чуток поможем.

Странные стрельцы эти вершиловцы.

Событие семьдесят второе

Совершенно неожиданно полк под командованием полковника барона фон Плотто в Милане превратился почти в два полка. Ну, может поменьше. Добавилось без малого триста конных и около пятидесяти пехотинцев. Пятьдесят пеших мушкетёров достались от сына этого донельзя необычного русского еврея. Сына звали Савватий. Молодой Буксбаум продал в Милане изделия из Пурецкой волости и, закупив произведения искусства и книги, собирался выступать из Милана по направлению к Венеции, когда в город заходил полк богемцев. Встреча для отца и сына была полной неожиданностью. Савватий должен быть, вообще, как раз в Венеции, и именно там скупать произведения искусства и книги. Но младший Буксбаум решил перед Венецией потратить часть денег в Милане, вполне себе правильно рассчитав, что после затяжной, кровопролитной войны, продукты вздорожают, а вот картины с книгами вполне себе подешевеют.

Пехотинцами назвать мушкетёров можно было с определённой натяжкой. Передвигались они на специально для этого сконструированных крытых больших возах, запряжённых парой тяжеловозов. Ну и, конечно же, при них имелась полевая кухня. Фон Плотто уже оценил это русское чудо. Жаль, в его полку таких кухонь нет. Это ускорило бы передвижение раза в два. Откуда взялись эти русские, и почему в любом вопросе они на целую голову превосходят имперцев или любых других воинов. Где они раньше были?

Двести восемьдесят шесть кавалеристов до встречи с Яковом Буксбаумом были обычными пешими копейщиками. Если быть точным, то копейщиков было сотен пять, но вот у фон Плотто имелось именно двести восемьдесят шесть лишних лошадей. Тех самых, что достались от набега на обоз герцога Савойского. Пересаживать часть своего полка на коней барон не хотел. Думали они с иудеем продать лишних лошадей в Милане. Но случай или Господь Бог решил по-другому. В Милане после кровопролитной войны за Вальтеллину закончившейся пока ничем, скопилось прилично войск. Один из командующих испано-итальянскими войсками знаменитый Готфрид фон Паппенхайм (официально в должности командующего испанской кавалерией) решил часть этих войск распустить. Вот в число тех, кто должен был отправиться домой, и были пикинеры из Венгерского королевства. Только были они не венграми. Были пехотинцы словаками или моравцами. Происходили они из пригородов столицы королевства Пресбурга (Братиславы).

Вообще не сильно интересующийся политикой полковник удивлялся, почему этим венграм столько поблажек в империи. Эти же ещё и венграми не были. Зато они говорили на одном практически языке с его богемцами и почти на одном с русскими. Наёмниками из Пресбурга командовал полковник Владимир Мигалик. Когда полк добрался до Милана, и разбрёлся по злачным заведениям, стремясь быстрее избавиться от лишних денег, фон Плотто и встретился в одном из них с офицерами этого Мигалика. Сам венгерский словак поругался с графом Готфридом Генрихом цу Паппенхаймом и собирался уводить остатки своего полка домой. Только вот денег не было. Всё как всегда, когда савоец подходил к Милану, словакам наобещали золотые горы, а как только французы с савойцами отступили из Ломбардии, то денег и не оказалось.

Кормить лишние и не очень боеспособные части просто так никто не собирался. Вот как раз в число лишних и попали остатки полка из Венгрии. Офицеры фон Плотто, конечно похвастались перед почти своими словаками, что они попали к вполне платёжеспособному и очень удачливому нанимателю. Полковник Мигалик долго не раздумывал. На следующий день он уже нашёл баронов и предложил свои услуги. А те как раз решали, куда пристроить лишних почти три сотни лошадей и столько же мушкетов с кирасами. А тут заявляется этот «венгр».

Договорились на тех же условиях. Двести восемьдесят шесть человек пересаживается на коней, получает огнестрельное оружие и кирасу. Те, кому не хватило ни того ни другого, отправляются домой. Владимир прямо сиял.

- Как раз несколько десятков самых недисциплинированных и отправим, - заверил он Якоба Буксбаума после того как они по рукам ударили.