«Клевета!»

Хюррем с широко раскрытыми глазами вскочила с места.

– Я никогда на свете не поверю, повелитель, и вы тоже не верьте! Это кто-то хочет оклеветать нашего шехзаде.

Падишах, погруженный в невеселые мысли, в ответ только посмотрел на встревоженную жену.

– Садразам-паша думает, как и ты, Хюррем. Все мои визири и все мои паши доверяют нашему сыну.

– Конечно же, доверяют, что им плохого сделал Мустафа!

Сулейман грустно покачал головой: «Если они доверяют, то как можем мы не доверять, Хюррем. Как мы можем допустить, чтобы на нашего сына пало хоть малейшее подозрение. Хотя сомнения, словно голодные волки, гложут нас. Но дело уже приняло нежелательный оборот. В народе пошли сплетни. Раньше шептались о том, что падишах постарел и должен уступить место Мустафе, а сейчас – что Мустафа Хан готовит восстание, чтобы свергнуть отца с престола. Так повсюду говорят. В янычарских казармах, среди матросов и даже во дворце».

Хюррем и так прекрасно знала, какие ходят по городу сплетни. Впрочем, вся огромная империя кипела! Слугам Хюррем и Рустема-паши хватило произнести всего лишь несколько слов в нужных местах, чтобы сплетни распространились повсюду. Помимо Хюррем и Михримах Султан, в этот огонь дров подбрасывали еще и два сына Хюррем, Селим и Баязид, теперь тоже мечтавшие о троне.

Только шехзаде Джихангир был далек от всего происходящего. Все, что он слышал, причиняло ему боль. Однажды он сказал Хюррем: «Никто не сможет убедить меня в том, что эта ложь – правда».

У слабого, вечно больного Джихангира оказался неожиданно сильный голос: «Совершенно невозможно, чтобы наш брат Мустафа Хан готовил восстание против отца. Я могу поверить, что горы сдвинулись с места или моря высохли, но я никогда не поверю, что Мустафа Хан мог предать нашего отца».

Хюррем знала, как ее сын любит Мустафу. Но такой реакции от него не ждала. В кого он пошел, этот мальчик? Она не могла не заметить, что ее сын что-то подозревает. В тот день Хюррем испугалась, что Джихангир из-за своей чувствительности совершит ошибку, которая погубит всех. Она сразу мягко сказала ему: «Кто же верит, сынок, кто же может в такое поверить. Пусть Аллах защитит нашего шехзаде от этого страшного навета».

Сплетни между тем нарастали, как снежный ком, переходя от человека к человеку в разных концах империи. Теперь искра превратилась в пламя. Повсюду только и говорили о том, когда же шехзаде Мустафа свергнет отца с престола.

– Ты слышал, эфенди? Шехзаде Мустафа сказал, что с него хватит.

– Сказать-то сказал, ну и что? Разве кто-то к нему прислушивается? Падишах совершенно не собирается никому уступать свое место. А ему следовало бы давно уступить трон, ведь он постарел. Но нет, ничего он не уступит, а даже если и захочет уступить, ему московитская жена не позволит.

– Но когда-нибудь же он отойдет от дел. Хотя время у него еще есть.

– Какое время, эфенди. Вся страна кипит, как котел. Чего шехзаде ждет? Янычарам, видно, нужно вновь перевернуть казаны, вновь устроить погром.

– Ты что, совсем ничего не знаешь? Янычары ничего не сделают без приказа Мустафы. Солдаты как его видят, всегда радуются и говорят: «Один Явуз ушел, другой Явуз пришел».

– Пришел бы этот Явуз поскорее.

– Придет, придет. Наш покойный султан Явуз Селим Хан в сорок лет взошел на престол. Так что шехзаде Мустафа говорит всем беям и агам, которые приходят к нему на поклон, что Аллах и ему дарует трон в сорок лет.

– А сколько лет Мустафе Хану?