Месяц назад Мамаев и Левантов были посланы в Брест в качестве переводчиков. На третий день Рома отстучал на телеграфе депешу Сталину и Дзержинскому с просьбой отстранить от переговоров Троцкого. Так и написал: уберите Иудушку от печки, покуда он пожар не устроил. Никто, конечно, наркома не отстранил, но про телеграмму Троцкий узнал и приказал расстрелять провокатора.
От расправы Романа спасли братишки из родного взвода, грозно щелкнувшие затворами. Опомнившись, наркоминдел барственно поинтересовался: как, мол, приставленный к нему переводчик полагает нужным вести переговоры.
– Следовало бы просто по-умному объяснить фрицам, что надо не с нами воевать, а с Антантой разбираться, – брякнул Гога.
– Разбираться? – Нарком поморщился.
– Ну марафет наводить.
Роман добавил:
– Пусть они сцепятся покрепче на Западном фронте. Притворимся, что мы – их лучшие друзья и готовы на все, лишь бы Берлин взял верх над Парижем и Лондоном.
– Глупости, – фыркнул Троцкий, распаляя митинговое краснобайство. – Революционная ситуация в Европе накалена до крайнего предела. Если мы затянем переговоры еще немного, гнилой тыл империалистических стран разорвется вулканом всемирного пролетарского восстания.
– Вы всерьез верите, что мы продержимся, когда немцы начнут наступление?
Не удостоив Гогу ответом, Троцкий обозвал их паникерами, капитулянтами, трусами, не верящими в пролетариат. Посоветовав глубже изучать марксизм, нарком тонко намекнул, что собирается продемонстрировать всему миру миролюбие Советской власти. По его словам, объявив состояние «ни мира, ни войны», он поставит на колени германских и всех остальных империалистов.
Тем же вечером Гога, Рома и весь взвод Селютина были возвращены в столицу, где превратились в оперативный отряд Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. На стоянке в Орше они узнали, что Крыленко, на основании отправленной из Бреста телеграммы Троцкого, разослал всем армиям приказ: дескать, Россия не собирается воевать с австрийскими и германскими рабочими, поэтому русская армия демобилизуется. Спустя несколько часов по телеграфу и радио была передана телеграмма, в которой Ленин отменял приказ о демобилизации и мире. Это случилось 28 января 1918 года, на сутки раньше, чем в прежней истории.
– Здесь все события происходят с опережением известного нам расписания, – печально резюмировал Левантов. – Значит, и большое веселье раньше начнется.
В первых числах февраля Дзержинский приказал Мамаеву и Левантову выехать в Ставку и получить из первых рук точные сведения о положении в армии. Похоже, Совнарком и Реввоенсовет перестали доверять бодрым рапортам мичманов и прапорщиков, поставленных управлять вооруженной силой Республики ввиду наличия у тех партийного стажа.
Добирались они трое суток в пульмановском вагоне. Поезд шел медленно, подолгу стоял на каждой станции. Большинство пассажиров составляли торговцы-мешочники, возившие в Питер провиант и менявшие на промтовары. Но, в общем, добрались без осложнений.
В прошлой поездке, когда возвращались из Могилева после набега на Ставку, приключений выдалось больше.
Тем вечером, 21 ноября, они встретились на перроне, готовые стрелять, однако все же начали разговор.
– Наши машинки поддерживают связь на одинаковых частотах, – тихо сказал Левантов, сжимая рукоятку парабеллума в предусмотрительно расстегнутой кобуре. – Тебя тоже внедряли с «Мечтателя»?
Кивнув и тяжело переведя дыхание, Роман сглотнул. Говорить от волнения было трудно. С усилием он выдавил:
– Да… Тебя готовила Кориандра?
– Нет, она была всегда занята в другом отсеке… Со мной работала физик, Альтаира. Ты из какого года?