Картошка и свинина были холодными и малоаппетитными.

Из-за продолжавшейся качки меня немного мутило, отчего усиливался голод. Море сыграло со мною шутку. Оно успокоилось как раз к тому моменту, как я покончил с едой. С учетом того, что морской болезнью я не страдал, шутка получилась не слишком злой. Я поблагодарил кока, похвалил свинину и отправился на верхнюю палубу.

Пока я предавался чревоугодию, погода сменилась. Солнце стояло высоко и припекало от души. Ни облачка не осталось в синем небе. При ярком свете блестели еще не высохшие доски под ногами. По кораблю бродили хатифнатты, вновь обретшие видимость. Матросы драили палубу и разгоняли лужи в тех местах, где просели доски и скопилась влага. Федор присматривал за ними, заменив господина Швабрина. Шкипера, его помощника, боцмана и чернокожего бедолагу я не заметил.

Я отдал ставший ненужным плащ одному из матросов и прошел в носовую часть, стараясь не сталкиваться с хатифнаттами. Впрочем, белесые существа по-прежнему не обращали на людей внимания, а столкнувшись с кем-либо в узком проходе, учтиво поворачивались боком, так, чтобы обоим было сподручно пройти. Я так и не слышал, чтобы они издавали какие-либо звуки, и то, как они общались между собой, оставалось загадкой.

В каюте старика-incroyables я застал Жака и мосье Дюпара. Они беседовали, развалившись в гамаках, но умолкли при моем появлении. В ногах шельмы Лепо лежал тот самый жирный абрикосовый кот, которого каналья таскал за собой от самого Санкт-Петербурга. Французишка вытянул руку и чесал животное за ушами. Абрикос блаженно мурчал. А когда за моей спиной скрипнула дверь, кот приоткрыл глаза и посмотрел на меня снисходительно, словно каналья Лепо перешел к нему на службу, а я один об этом не знаю. Если это так, то котяра допустил серьезную промашку. Он, верно, не знает, что прислуге платится жалованье. И тем более не подозревает, что пойдет на воротник или муфту, как только каналья останется без гроша в кармане.

— Как ваше самочувствие, сударь? — спросил корриган.

Он выбрался из гамака.

— Благодарю вас, чувствую себя превосходно. И, мосье Дюпар, — я покосился на Жака, который даже не соизволил встать, когда я вошел. — Мосье Дюпар, я ваш должник. Я обязан вам своим спасением и обязан тем более, что по моей вине вы были вынуждены отправиться в это путешествие. Видит Бог, я сожалею, что так вышло… По отношению ко мне вы поступили в высшей степени благородно, хотя… я и не заслужил этого.

— Да что вы, что вы, сударь! — замахал руками корриган. — На самом деле все мы обязаны своим спасением господину Швабрину.

— Что верно, то верно, — согласился я.

— А меня-то, сударррь мой, ни за что-с вы обидели-с! — подал голос Лепо.

— А ты помалкивай! — разозлился я. — А то ишь, вырядился в мумию и ходил тут, кривлялся!

— А что же я мог-с поделать, сударррь вы мой?! — воскликнул каналья. — Я же связан-с был!

— Мог боднуть этого клоуна так, чтоб он за борт улетел! — ответил я.

— Так это-с вы, сударррь вы мой, чуть что, кулаки пускаете-с в ход! А я человек-с исключительно-с миролюбивый-с!

— Скотина ты, вот ты кто! — рявкнул я.

— Господа, господа! — вмешался мосье Дюпар. — Граф, давайте пожмем друг другу руки и посчитаем все конфликты исчерпанными.

— С вами с превеликим удовольствием, — ответил я и протянул корригану руку.

Его ладошка утонула в моей ладони.

— А где мадемуазель Мадлен? — спросил я.