Глава 13

В Петергофе, на границе с зоной Кронштадтской аномалии, мы пересели в кареты на колесах. Василий Яковлевич не скупился, все экипажи запрягли четверками лошадей.

Мне выдали синий однобортный кафтан, панталоны и ботфорты. Одежда пришлась впору, и я с удовольствием принял ее. Не голышом же, в конце концов, идти в бой за поруганную честь. Пока я одевался, до меня донеслись обрывки разговора велетеня с Василием Яковлевичем.

— А я говорю вам, Василий Яковлевич, что за графом глаз нужен! — сказал господин Марагур. — Ex ungue leonem.[33]

— Да какие тут когти?! Брось ты, он же сломлен. Вспомни, как он орал.

— Еще бы не орать! Начни человека батогами охаживать да щипцами прижигать, любой заорет и мать родную продаст! Но, поверьте моему опыту, этот Дементьев — того сорта господин, который так просто не сдастся.

— Ладно, вот и приглядывай за ним, — приказал Василий Яковлевич. — Ни на шаг не отпускай! А если что, то не мне тебя учить!

Признаюсь, господа, что эти слова оказались лучшей похвалой в моей жизни. Я почувствовал… благодарность к велетеню, и мне захотелось оправдать его опасения.

Мы перебрались в летние кареты и продолжили путь. Я опять ехал в самом большом экипаже, но на этот раз компанию мне составил господин Марагур. Доктор Биттехер остался в Петергофе, его миссия была закончена.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил господин Марагур.

— Благодарю. Превосходно, — ответил я.

— И на черта ты полез в эту историю?! — поинтересовался он.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил я.

— Я, — протянул велетень. — Я — что? Мне платят, я и работаю. Но ты-то, ты! Ты же граф, у тебя состояние, положение в обществе! Не все ли тебе равно, кто будет…

Тут велетень осекся. Он покосился на меня, пытаясь оценить, не сболтнул ли он лишнего и не пора ли ломать мне хребет?

— Ну да, — откликнулся я. — Не все ли равно, какой сыр жрать на завтрак?!

— Ага, — согласился господин Марагур.

О том, что я кинулся в это варево ради любимой женщины, ему в голову не приходило. Ну и хорошо.

Я любовался пейзажем за окном, слушал пение птиц и стрекот кузнечиков. А ведь в нескольких верстах отсюда, в Санкт-Петербурге, лютует зима, метели метут, нищие на улицах замерзают насмерть. А в Петергофе и Кронштадте жара такая, какой в Центральной России не каждое лето выдается. Птицы поют, цветы цветут, женщины гуляют в легких платьях. И ведь все это севернее Санкт-Петербурга! Коронный город — Кронштадт! Сколько ученых ломали головы над этой аномалией, а так и не нашли причину! Ходит, правда, слух, что Христиан фон Вольф[34] с Ломоносовым разузнали, что к чему, да матушка императрица приказала засекретить их изыскания.

В Ораниенбауме мы наняли за два рубля две весельные шлюпки. На море был штиль, и гребцы быстро доставили нас к гранитным берегам Кронштадта. Там мы узнали, что дом капитана-поручика Косынкина находится недалеко от деревни Толбухино, до которой еще восемь верст. Василий Яковлевич нанял три коляски, и мы отправились в путь. Всех нас, видимо, утомила дорога, и на протяжении всего пути мы почти не разговаривали.