— Надворный советник Развилихин, — представился тот.
Это был здоровенный детина, одетый не в мундир, а в щегольский, сшитый по последней моде сюртук. В его движениях чувствовались ловкость и пластика очень сильного человека. И в то же время что-то в его облике казалось мне странным, но что именно, я не понимал.
Шварц выслушал мой рассказ без особого интереса.
— Так, значит, говорите, всю квартиру перевернула и ничего ценного не взяла? — спросил он.
— Именно так, — ответил я.
Физиономия Шварца выражала явную досаду, словно он заранее знал, что ничего ценного моя информация не содержит. Впрочем, он вызвал Лепо и записал название трактира, где тот подцепил эльфийку. На этом аудиенция закончилась.
Мы вышли на улицу. Когда Лепо закрывал дверцу кареты, я успел заметить детину Развилихина, садящегося в небольшую коляску. И я понял, почему этот полицеймейстер показался мне подозрительным.
— Какой-то странный цвет лица у этого Развилихина, — поделился я наблюдениями с мосье.
— Что же в нем-с стррранного, барррин? — Лепо оглянулся на полицеймейстера.
— Цвет лица у него такой, словно мы дней на пять опоздали на его похороны, — молвил я.
— Болеет-с, — пожал плечами француз.
— Да он здоровее нас обоих, — возразил я.
— Может, скушал-с чего, — ответил Лепо.
Мы поехали в обержу. Французишка расстроился из-за того, что я рассказал полицеймейстерам об эльфийке. Да и я был разочарован тем, что мосье не задержали в полиции. Вот получилась бы славная шуточка! И почему это Шварц так равнодушно отнесся к моим словам?! Я живо представил себе мой дорожный сундук, возвышавшийся кверху дном в самом центре разгромленной квартиры.
— Жак! — воскликнул я. — А на девку-то твою мы напраслину возвели!
— Напррраслину, — печально согласился мосье.
— А все ты виноват! — рассердился я.
— Помилуйте-с, сударррь мой, — Лепо схватился за сердце.
— «Как же-с, как же-с, я же заплатил-с ей хорррошо!» — передразнил я его. — А она-то ушла до того, как ты сундук мой отнес!