Войско растянулось на несколько миль. Длинная колонна вооруженных до зубов гномов струилась вдоль пыльной дороги подобно гигантскому удаву, шуршащему чешуей в поисках новой добычи. Не отличающиеся высокой скоростью иберийцы компенсировали этот недостаток выносливостью, сравнимой, пожалуй, с хорошо натренированной ездовой собакой. Воины шли, не снижая темпа, уже седьмые сутки, сделав за это время всего два коротких привала. Кормак, опытный военачальник, ставя внезапность превыше всего, лично подавал пример окружающим, топая подбитыми железом сапогами наравне со всеми. Заплетенная в боевые косички огненно-рыжая борода грозно топорщилась на его покрасневшем от длительного напряжения лице. Другие военачальники, беря пример с короля, даже не пытались заикнуться о какой-либо передышке. Впрочем, Ирвину было глубоко наплевать на любые условности. Нагрузив несколько высоких повозок всеми необходимыми в дальнем походе ингредиентами, он следовал вместе с основным обозом, мрачно покачиваясь на толстом кургузом ослике, печально семенившем сквозь стебли высокой травы своими короткими ножками. Следовавшие за ним по пятам охранники даже не пытались заговорить с травником, видя, что гном находится явно не в духе. Поэтому Ирвин имел массу свободного времени для того, чтобы без помех предаваться унынию. И было отчего. Все, к чему он стремился, оказалось под угрозой из-за одного-единственного поступка. Не дай он в порыве благодарности той идиотской клятвы, история королевства потекла бы совсем по другому руслу. Были бы живы Айрик Золотой, Ругар, Трай и, возможно, еще многие, многие гномы, которым только предстояло отправиться в чертоги Вардана, следуя железной воле взошедшего на малахитовый трон Убийцы. А теперь все, что оставалось Ирвину, так это уповать на милость и благоразумие Кормака, вздрагивая в душе каждый раз, когда король удостаивал травника своего пристального внимания. Но больше всего Кленового волновала судьба его старшей дочери, бесследно пропавшей в ту самую ночь, когда от его руки погиб Трай Огненный. С тех пор прошла уже не одна неделя, но вестей от сбежавшей Хлои так и не поступило. В том, что она именно сбежала, у Ирвина не было никаких сомнений. Найдя утром в кладовке серебряную заколку девушки, лежащую посреди брошенных впопыхах праздничных украшений, Ирвин укусил себя за судорожно сжатый кулак, чтобы не завыть от ужаса. Организованные в тот же день поиски не дали никакого результата.
– Неужели она действительно все видела? – снова прошептал он, мучительно пытаясь воспроизвести в памяти мельчайшие детали последних событий. Мысль о том, что невинное дитя могло воочию увидеть совершенное им преступление, была для Ирвина самой изощренной из всех возможных пыток. Желая во что бы то ни стало оградить семью от ужасов этого мира, он постепенно запутывался в паутине собственной лжи все больше и больше. Даже Кларисса, годами безропотно принимавшая любые его отговорки, после исчезновения дочери смотрела на мужа так, будто давным-давно знала всю правду. Замкнувшись в себе, она стала похожа на блеклую тень той самой молодой гномы, которую он полюбил много лет назад. Не выдержав бесконечного молчания супруги, Ирвин даже слегка обрадовался, получив королевский приказ о выступлении. Проводить травника в дальнюю дорогу вышли только сыновья-тройняшки. Сирика же, и раньше бывшая по большей части маминой дочкой, в последние дни буквально не слезала с Клариссиных рук, заливаясь горькими слезами всякий раз, когда ей приходилось покидать свое надежное убежище. Поэтому травник даже не пытался с ними проститься. Взъерошив на прощание и без того торчащие в разные стороны вихры Торика, он обнял разом всех троих сыновей, пообещав им вернуться как можно быстрее, хотя в глубине души сильно в этом сомневался.
– Да, вторжение в Арлинг – это вам не увеселительная прогулка. Того и гляди, схлопочешь непрошеную стрелу в задницу.
Обреченно вздохнув еще несколько раз, Ирвин ткнул пятками притормозившую у куста чертополоха скотинку, заставив проголодавшееся животное оторваться от понравившегося ему растения. Впрочем, надолго этого заряда бодрости ослику не хватило. Пробежав по инерции несколько шагов, он снова зарылся своей любопытной мордой в густую придорожную растительность.
– Чтоб тебя… – Кленовый с неохотой потянулся за притороченным к седлу стеку, когда вынырнувший из плотной воинской массы посыльный оторвал его от разборок с упрямой животиной.
– Объявлен привал. Король желает видеть тебя, Ирвин Кленовый Лист. – Торопливо поклонившись, гном сразу же убежал, по-видимому, спеша передать другие королевские приказы. Решив, что ему не стоит являться пред венценосные очи верхом на осле, травник спешился, передав поводья одному из находившихся поблизости охранников.
– А-а-а, вот и мое тайное оружие! – приветливо воскликнул Кормак, когда Ирвин вошел в королевский шатер. Взмахом руки отпустив вошедших за Ирвином стражников, король первым делом скинул с себя пропахшую потом кольчугу и принялся со скрипом чесать покрытую рыжими курчавыми волосами бочкообразную грудь. – Ну что, гноме, твоих запасов хватит, чтобы превратить в берсерков все десять кланов?
– Да, ваше величество, – травник слегка поклонился, – я взял с собой ровно десять бочонков с отваром, как вы и приказывали. Учитывая, что для каждого гнома достаточно будет всего пары капель, можно быть абсолютно спокойным, планируя предстоящее сражение. Только, – Ирвин замялся, – осмелюсь напомнить вашему величеству, что по окончании действия отвара выжившие проспят не менее полных суток, прежде чем будут готовы снова выполнять ваши приказы.
– Знаю, знаю, – поморщился рыжеволосый. – Я не дурак, чтобы поить разом все свое войско. Для моих нужд будет достаточно одного полного хирда.
Подсчитав в уме, что каждый выставленный кланом хирд составляет около трех тысяч мечей, Кленовый согласно кивнул.
– Но, собственно говоря, я вызвал тебя не за этим. – Кормак взглянул в глаза травнику тем самым холодным неподвижным взглядом, который каждый раз вызывал у Ирвина приступы едва контролируемого ужаса. – Похоже, твоя старшая дочь связалась с опасными бунтовщиками. В связи с этим обстоятельством я больше не могу гарантировать ее полную безопасность. – Король схватил со стола пузатый позолоченный кубок, одним махом осушив его до дна. – Пойми меня правильно, Ирвин. Ты сам виноват в том, что Хлоя сбежала из дома, став невольной свидетельницей убийства Трая. Да, Дитра тебя подери, – король смял в могучем кулаке опустевший сосуд, – она все видела и все слышала! Все, до последнего слова! Мне глубоко наплевать на ваши внутрисемейные разборки, но кто просил тебя исповедоваться перед умирающим, описывая ему в мельчайших подробностях историю нашего знакомства? В результате твоя девчонка связалась с Дрофаном, по старческой глупости решившим, что совет пятнадцати может поверить в бредни малолетней гномы. Слава богам, что сперва этот кретин решил посоветоваться с Нориком. Сейчас мятежники уже схвачены и ожидают моего решения, сидя за решеткой. – Отбросив искореженную посудину, Убийца схватил Ирвина за ворот туники, приблизив к нему свое искаженное от гнева лицо. – Имей в виду, гаденыш, если еще хоть одна живая душа узнает о том, что я приложил руку к смерти своих родственников, ты лично познакомишься с только что вступившим в должность новым королевским палачом!
– Ваше величество, – слезы ручьями потекли по трясущимся щекам травника, – прошу, не спешите с выводами. Уверен, Хлоя является всего лишь марионеткой в руках мятежников. Молю вас, государь, сохраните жизнь моей глупой дочери. Ну подумайте сами, кто же поверит простой, ничего не смыслящей в дворцовых интригах девчонке, когда на другой чаше весов будут мои или ваши личные показания? Прикажите не убивать ее, всего лишь оградив от тлетворного влияния этого Дрофана. – Видя, что лицо короля приняло задумчивое выражение, Ирвин бросился на колени: – Государь, я ведь уже принадлежу вам и душой, и телом. Мои знания и умения всегда будут опорой по праву принадлежащего вам королевского трона. С моей помощью вы станете величайшим правителем Иберии из всех когда-либо надевавших корону гномов. Взамен я прошу всего лишь покоя и безопасности для членов моей семьи. Ваше величество, ради спасения Хлои я готов пойти на любые жертвы. Все что угодно. Только прикажите.
– Все что уго-о-одно? – протянул Кормак. – Что ж, этот вариант меня, пожалуй, устроит. Садись, Ирвин. Бери перо и бумагу. Надеюсь, именная печать, выданная гильдией травников, сейчас при тебе?
Получив утвердительный ответ, Кормак зловеще усмехнулся и стал медленно диктовать. Через несколько минут Ирвин покинул королевский шатер, слегка пошатываясь и рассеянно вытирая холодный пот, насквозь пропитавший длинную шелковую тунику.
Вечерело. Тяжелые северные облака грузно скользили по быстро темнеющему небу, угрожающе клубясь над не знающим усталости иберийским войском. Впервые со времен Хорфа Завоевателя, огнем и мечом раздвинувшего пределы некогда крохотного государства, армия гномов вторглась в соседние земли. Хорф был великим королем и единственным среди берсерков, кто мог контролировать себя во время приступов боевого безумия.
Вообще берсерки, или, как их еще называли в Иберии, дети Артаса, нередко встречались среди потомственных гномов. По преданиям, бог пламени временами лично вселялся в их бренные тела, даруя храбрецам необыкновенную силу, ловкость, живучесть и при этом напрочь отбивая всякий страх перед болью и даже смертью. Таких воинов уважали почти так же сильно, как и боялись. Ведь во время каждого приступа единственное, на что был способен берсерк, – это крушить все, до чего он мог дотянуться, совершенно не заботясь о последствиях. Друг ты или враг, один противник или целая тысяча – охваченному безумием гному было абсолютно все равно. Поэтому, когда молодой король вернулся из чертогов Ланы с меткой красного вепря, его родной дядя приказал уничтожить племянника, так как считал, что безумцу не место на священном троне. Однако Хорф не только вышел победителем из схватки с полусотней стражников, но и умудрился при этом не прикончить ни одного из них. В итоге Завоеватель прожил целых сто четырнадцать лет, успев за свою бурную жизнь объединить постоянно враждующие между собой кланы гномов, а затем стереть с лица земли соседние воинственные племена, обитающие на равнине между Красными и Соганийскими горами. Его потомки успешно закрепились на завоеванной территории, назвав вновь созданное королевство Иберией. С тех пор прошла не одна тысяча лет, однако ни одному из детей Артаса больше не удавалось сохранить в бою ясную голову и трезвый расчет. Постепенно о единственном в своем роде «здравомыслящем берсерке» все просто забыли, и только жрецы хранили полуистлевшие свитки, свидетельствующие о том, что понятия «разум» и «берсерк» могут составлять единое целое.
Один из таких свитков и попался на глаза Ирвину, когда он с личного разрешения самого Трая Огненного копался в храмовой библиотеке. Детальное описание тех далеких событий натолкнуло травника на мысль о создании вещества, способного сделать любого нормального гнома берсерком, не вызывая у него при этом никакого безумия. Тщательно перепробовав великое множество различных комбинаций, Кленовый постепенно смог подобрать то единственное сочетание стимуляторов, которое не вызывало у выпившего зелье абсолютно никаких побочных эффектов. Пытаясь внушить Кормаку мысль о своей незаменимости, Ирвин среди прочих достоинств продемонстрировал королю действие волшебного напитка, испытав его на одном из головорезов его величества.
По достоинству оценив открывшиеся перед ним перспективы, Кормак долгое время вел себя с травником подчеркнуто дружелюбно. Все это привело к тому, что забывший, с кем имеет дело, Ирвин был просто растоптан таким молниеносным переходом от мнимого благодушия к смертельным угрозам. Однако сейчас гном в полной мере ощутил все «прелести» своего выбора. Пригибаясь от резких порывов дующего ему навстречу ветра, травник брел, безуспешно пытаясь справиться с охватившим его душу отчаянием. Когда он наконец-то добрался до своей повозки, на землю упали первые тяжелые капли, быстро превратившиеся в один сплошной звенящий поток. Опустившись на холщовый, доверху наполненный сушеными травами мешок, гном спрятал осунувшееся от переживаний лицо у себя в ладонях и хрипло, мучительно застонал. Потом откинул со лба влажные пряди и принялся лихорадочно копошиться в своей походной сумке.
– А, вот оно! – В руках у него оказался набор письменных принадлежностей, по иронии судьбы точно такой же, как у короля. Решив идти с Кормаком до самого конца, он постепенно стал заложником череды своих собственных безумных поступков. Если раньше рыжеволосый никогда напрямую не угрожал его семье, то, получив долгожданную корону, наконец-то явил свою истинную сущность. Заставив травника лично написать признание, в котором он брал на себя всю ответственность за смерть двух королей Иберии и верховного жреца, Кормак одним махом убил сразу двух зайцев. Во-первых, любым показаниям Хлои отныне была грош цена. Всегда можно заявить, что она всего лишь пытается выгородить собственного отца, уже покаявшегося в совершенном им тройном убийстве. А во-вторых, сам Ирвин из ранга благодарного за спасение соучастника был беспощадно опущен до статуса покорного раба. Теперь если королю взбредет в голову предать огласке сей документ, травника тут же прикончат, не дав даже пискнуть в свое оправдание. Самым ужасным было то, что сказать нет в подобной ситуации Ирвин просто не мог. Этим он немедленно развязал бы руки королевским головорезам, особенно рьяно выполняющим приказы, которые касались красивых молоденьких девушек. Памятуя об этом, травник даже не пикнул, ставя свою печать под таким смертельно опасным документом.
Обмакнув перо, Ирвин успел написать всего лишь несколько строчек, когда запрыгнувшая в повозку фигура, плотно закутанная в намокший под дождем черный плащ, заставила его испуганно прервать свое занятие. Когда незнакомец откинул с лица капюшон, Ирвину пришлось зажать себе рот, чтобы погасить в самом зародыше рвущийся наружу вскрик.