Кое-кто из рыцарей даже присвистнул, услышав эти слова.

— Надеюсь, наш князь поразмыслит об этом на досуге, — раздался голос, появившегося Лионеля, так же отсидевшего своё наказание. И невзирая на волю Даната, он подхватил Мидэю, поставив её на ноги. — Если я или она так отягощаем твоё существование, отпусти нас, Данат. Я заберу Мидэю и мы покинем Фарас без особого сожаления. Хотя признаю, я наивно полагал, что пролитая кровь на полях сражения связала нас с тобой навеки.

— Так и есть! — резко вскинулся князь, подходя ближе, твёрдо глядя Лионелю прямо в глаза, с обидой, ревностью и кипящей гордостью. — И ты никуда не поедешь! Потому как должен мне ещё несколько лет службы, и потому что я не желаю терять такого славного воина, как ты! Без поручительной грамоты от моего имени ты превратишься в бродягу, а я этого не хочу, потому что ты дорог мне, Лионель! А эта женщина ведьма! — ткнул он пальцем в Мидэю. — Её язык приводит меня в неизмеримую ярость! Но она тоже останется, так как ещё не отработала свою вину. Просто объясни своей девке — что если она хочет жить, пусть научится смирению и молчанию!

От этих слов Мидэя расхохоталась, вспомнив, сколько времени в стенах монастыря она проводила в этом самом смирении и молчании.

Данат возмущенно указал Лионелю на смеющуюся девушку:

— Немыслимо! Не вини меня одного. Она чудовище без страха и почтения! Даже сейчас она не желает покориться! И как я должен отражать выходки служанки, которая смеётся мне в лицо?!

— Я разберусь с ней, — ответил Лионель, властно схватив Мидэю за руку.

— Нет! — с ожесточением вырвалась она у всех на глазах, отталкивая от себя Лионеля. — Слушать наставления, увещевания и угрозы я больше не намерена! Я три дня просидела в этой проклятой яме вместе с маврами без особой вины, лишь потому что кто-то безнаказанно высокомерен! Иди напейся вина Лионель, как вы обычно и поступаете! А я пойду к тем, кто искренне желает мне добра и видит во мне не только тело, но ещё и душу, а так же друга. Того, о чём вы даже понятия не имеете! Не трогай меня! Я без тебя разберусь, как мне быть, чтобы выжить! — и она побежала к двери, которой пользовалась лишь прислуга.

— Ты посадил её к маврам?! — бледнея, прошептал Лионель, потянувшись к своему мечу.

— Не беспокойся, мавры остались живы, чудовище их не сожрало, оно просто знало их речь и смогло договориться, — небрежно бросил Данат, словно не замечая ярости Лионеля. — Ты уверен, что она выросла в лесу? Голову даю на отсечение — она не та, за кого себя выдает! Я скорей поверю, что она порождение нечисти, чем в то, что она простая служанка!

Увидев Мидэю, Милка бросилась к ней с объятьями:

— Как же от тебя воняет! Фу! Мидэя, я так боялась за тебя. Когда там в зале тебя схватил тот бородач, потом князь, а после эта яма! Святые угодники! Ну, ты, девка, даёшь, совсем не умеешь выкручиваться и хитрить, если так пойдёт, кто-нибудь из них тебя точно зашибёт. Ну скажи, зачем ты сразу схватилась за нож, а потом ещё и окатила князя вином? Каждый, кто дружен со своей головешкой — ни в жизнь бы так не поступил!

— Может быть я спятила, а может я не каждый. Ума не приложу, как это у меня выходит, это случается будто само собой, — с печалью в глазах, пожала плечами Мидэя. — Во мне начинают кипеть такие странные чувства, я не владею собой, и это, конечно же, плохо. Видно, я не могу сжиться с тем, что меня окружает, потому что выросла вдали от людей. Я не видела этой грубости и подлости, слышала о таком, но не представляла, какие на самом деле кипят страсти.

— Чудная ты, и непутёвая. И что ж нам с тобой делать-то? — вздохнула Милка, теребя косу. — А что Лионель?

Мидэя повторили её вздох:

— Не знаю. Он защищает меня, но он … он не видит меня такой, какая я есть. В одночасье он близок мне, но и далёк. Я нравлюсь ему, но я бы хотела, чтобы Лионель понимал, что женщина — это не только плотские утехи. Я сержусь на него, но в тоже время — моё сердце согревается, когда я думаю о нём. … И я запуталась. Но одно я знаю наверняка — было бы куда проще, если бы рядом не наблюдалось этого ненавистного сама знаешь кого. Он собрался превратить мою жизнь в ничтожное существование — я увидела это по его глазам. Я опять наговорила ему гадостей, но это была чистая правда.

— Будто от этой твоей правды есть толк, — справедливо заметила Милка. — Ты только развязываешь ему руки. Вот сдохнуть мне на этом месте, но теперь этот синеглазый демон только о тебе и будет думать, расставляя западню за западней.

— Знать судьба моя такая — сражаться с этим злом.

Из осторожности, Мидэя всё же дождалась пока замок уснёт, чтобы можно было проскользнуть в господскую купальню и вымыться там в тёплой воде. Слуги вообще-то мылись на реке или в чанах на кухне, но ни река, ни тем более кухня, где сидя дремала мамаша Гвен — ей не подходили.

С тех пор как Мидэя покинула монастырь, она маскировала на своём теле знак ордена, замазывая его специальным средством, которое покрывало её кожу, словно тонкая бархатная ткань. Этот знак, в виде огненного круга, находился на левом плече и его имел каждый, кто был посвящен в тайну ордена.