Миссис Полгри покачала головой, как бы стряхивая с себя нахлынувшие воспоминания.

— Ее не стало, но была Джилли. И с самого начала было видно, что она не такая, как все дети.

— Может, она чувствовала, что произошла трагедия, — вставила я. Миссис Полгри посмотрела на меня почти высокомерно.

— Мы делали для нее все, что могли, — я и мистер Полгри. Он души в ней не чает.

— Сколько ей лет? Она, должно быть, почти ровесница Элвиан.

— Родилась на несколько месяцев позже, чем мисс Элвиан. Они играли вместе, ведь все-таки жили в одном доме и были одногодки. Потом произошел несчастный случай… ей было тогда без малого четыре года.

— Что за несчастный случай?

— Она играла на подъездной аллее, недалеко от ворот, а хозяйка ехала по аллее верхом. Она была очень хорошей наездницей, хозяйка-то. Джилли выскочила на аллею из кустов прямо перед носом лошади, ну и та задела ее копытом. Джилли отлетела в сторону и упала, ударившись головой. Счастье, что не убилась насмерть.

— Бедная Джилли, — сказала я.

— Хозяйка — та уж так огорчилась, так огорчилась. Винила себя, хотя ее вины-то вовсе не было. Джилли должна была знать, что делает. Ей столько раз говорили, что на дороге надо быть осторожней. А она, небось, за бабочкой погналась и обо всем забыла. Она вечно возится со всякими птичками, цветами, насекомыми… Хозяйка после того случая с ней нянчилась чуть не больше, чем с миссис Элвиан, а уж Джилли-то ходила за ней хвостом и места себе не находила, когда она уезжала куда-нибудь.

Миссис Полгри налила себе еще чашку чая и хотела налить и мне, но я отказалась. Она же снова добавила в свой, чай виски и продолжала:

— Джилли родилась в грехе. Она не имела права на свет появляться. Похоже, Бог ее и наказывает — говорят ведь, что грехи отцов падают на детей.

Меня вдруг охватила ярость. Меня всегда возмущали эти дикие предрассудки ограниченных людей. Мне захотелось ударить эту женщину, которая могла спокойно сидеть и попивать чай с виски, рассуждая о беде своей внучки как о наказании божьем. Я была поражена невежеством этих людей, которые были неспособны увидеть связь между «странностью» Джилли и травмой, которую она получила при падении, а вместо этого считали, что ее наказывает Бог за грехи ее родителей.

Но я ничего этого не сказала, потому что не хотела восстанавливать против себя миссис Полгри. Если я хотела чего-то добиться в этом странном доме, мне нужны были союзники, а не враги. А я хотела добиться многого — найти ключ к Джилли и смягчить душу и нрав Элвиан. Я вдруг поняла, что люблю детей, — никогда раньше, до приезда в Маунт Меллин, я не знала этого, может быть, потому, что просто никогда не имела с ними дела.

Была и еще одна причина, по которой я стремилась сосредоточить свое внимание на Элвиан и Джилли: забота о них отвлекала меня от неприятных мыслей о Коннане ТреМеллине и леди Треслин. Я не могла думать о них без гнева, который тогда объясняла себе отвращением к их постыдному поведению.

В эти дни в доме царило необычайное возбуждение. Дело в том, что в Маунт Меллине должен был состояться бал — первый со времени смерти Элис. Целую неделю все разговоры в доме вертелись вокруг бала. Мне с трудом удавалось сосредоточить внимание Элвиан на уроках, и я постоянно натыкалась на Китти и Дейзи, вальсирующих в коридорах в объятиях друг друга.

Садовники трудились в эти дни, не покладая рук. Они должны были украсить бальный зал и гостиные цветами из оранжереи. У всех в доме прибавилось забот. Гостей ожидалось много, так как приглашения на бал были разосланы по всей округе.

— Я не понимаю, — сказала я Элвиан, — почему ты так взбудоражена, ведь ни ты, ни я на бал не идем.

— Когда моя мама была жива, у нас очень часто были балы, — заговорила Элвиан с мечтательным видом. — Она так любила их и так хорошо танцевала. Она всегда заходила ко мне перед балом показаться в своем бальном платье. Она была такая красивая… А потом она отводила меня в солярий, и я сидела там в нише за занавесками и смотрела вниз, на зал, через потайное окошко.

— Что за потайное окошко? — спросила я.