Всю дорогу до дома Элвиан всхлипывала, но не проронила ни слова. И только, когда мы вошли в холл, она вдруг сказала:

— Я ненавижу ее! Вы ведь знаете, мисс Ли, что она хочет стать моей мамой?

Я промолчала, потому что боялась, что нас может кто-нибудь услышать. Когда же мы оказались в ее комнате, я закрыла дверь и сказала:

— Что за странные вещи ты говоришь! Как она может хотеть стать твоей мамой, если у нее есть муж?

— Он скоро умрет.

— Откуда ты можешь это знать?

— Все говорят, что они просто дожидаются, когда это случится.

Меня очень огорчило, что до ушей Элвиан доносятся эти циничные сплетни, и я решила поговорить об этом с миссис Полгри. Они должны думать, что говорить в присутствии девочки. Наверняка это Дейзи или Китти, или, может, Джо Тэпперти или его жена?

— Она все время здесь, — продолжала Элвиан. — Я не позволю ей занять мамино место. Никому не позволю.

— Не слишком ли ты переживаешь из-за этих нелепых фантазий? Я бы просила тебя никогда больше не передавать мне подобных сплетен. Они бросают тень на твоего отца.

Как всегда, упоминание об ее отце сыграло свою роль. Она задумалась, как будто переваривая мои слова. «Как же она любит его! — подумала я. — Бедная маленькая Элвиан, несчастный одинокий ребенок!»

Всего полчаса назад я жалела самое себя, стоя в прекрасном саду под насмешками этой красивой женщины, сидящей в беседке. Я говорила себе тогда: «Это несправедливо! Почему у одного человека есть все, а у других ничего нет? Может, и я была бы красивой в шифоне и бриллиантах. Пусть не такой красивой, как леди Треслин, но уж, конечно, я бы выглядела лучше, чем в моем бумажном платье, украшенном лишь скромной бирюзовой брошкой, что досталась мне от бабушки».

Но теперь я и думать забыла о жалости к себе и жалела только Элвиан, которой так не хватало любви и тепла.

Я уложила Элвиан спать и пошла к себе. Настроение у меня было подавленное. Я все время думала о Коннане ТреМеллине, сидящем в беседке с леди Треслин, пытаясь угадать, о чем они там разговаривали и, может, разговаривают до сих пор. Друг о друге? Конечно же, мы с Элвиан помешали им, нарушив их уединение. Что это могло быть, если не флирт! Мне была неприятна мысль о том, что Коннан ТреМеллин не гнушался интрижкой с женщиной, у которой был законный муж.

Я подошла к окну и, облокотившись на подоконник, стала смотреть в сад. Еще не совсем стемнело, но солнце уже скрылось за деревьями, и начинали сгущаться сумерки. Я взглянула на то окно, в котором я несколько дней назад увидела женский силуэт. Штора, как обычно, была поднята, и мне были видны голубые занавеси. Я пристально смотрела на них, как будто ожидая чего-то. Чего я ждала, я сама не знала. Может, я надеялась — и боялась, — увидеть в окне лицо или зовущий взмах руки? При свете дня мои фантазии казались мне смешными, но вечером, когда темнело, они приобретали пугающую осязаемость.

Вдруг занавеси шевельнулись, и я поняла, что в комнате кто-то есть.

Я до сих пор не понимаю, что на меня нашло в тот вечер. Возможно, причиной было унижение, которое я пережила в обществе Коннана ТреМеллина и леди Треслин и которое странным образом придало мне смелость. Не знаю. Но как бы то ни было, я выскользнула из своей комнаты и пошла в то крыло дома, где была спальня Элис. Я знала, что если кто-нибудь застанет меня там, мне нелегко будет объяснить, что я делаю там, где мне бывать не положено. Но в этот момент мне было все равно. Мысли об Элис преследовали меня, и, если с ее смертью была связана какая-то тайна, я была готова попытаться раскрыть ее любой ценой.

Я быстро прошла по галерее и тихонько постучала в дверь спальни Элис. За ней было тихо, и в этой тишине мое сердце стучало, как кузнечный молот. Я отворила дверь и вошла, остановившись у порога. В первый момент я никого не увидела, затем я заметила, как дрогнули занавеси на окне. За ними кто-то прятался.

— Кто здесь? — спросила я решительно, стараясь скрыть свой страх.

Ответа не последовало, я подошла к окну и, отдернув занавеси, увидела прятавшуюся за ними Джилли. Веки ее синих глаз трепетали — бедняжка была напугана еще больше меня. Я протянула к ней руку, но она отпрянула от меня к окну.