Ему и так было ясно, что она живет одна, но почему-то он решил в этом убедиться, чтобы на душе стало еще мрачнее и тяжелее.

- Ну, тебе-то что?! - ворчал он сам на себя, когда собирал уже высохшие волосы большими ловкими руками в привычную шишку на затылке, густоте которой позавидовала бы любая девушка, - Сколько здесь можно торчать? Будто своих проблем мало!

И проблем было выше крыши, а уйти он так и не смог.

Прошло не меньше часа, прежде чем девушка смогла встать полноценно на нетвердые ноги.

Все это время она терла их, щипала и тихо ругалась сама на себя. Только это совсем не помогало.

Пару раз он едва не кидался обратно в дом, когда она приподнимала себя на слабых руках и пыталась передвинуть тело в более удобное положение, и из-за этих манипуляций упала со скамейки на пол, посадив ко всему прочему еще и синяков на своем маленьком заду - но каждый раз останавливал себя насильно. Одергивал и садился снова на свое место.

Останавливал и убеждал, что ему нет дела до людей, и того, что происходит в ближайших деревнях.

Люди – это зло. Пусть даже такое с виду симпатичное и безобидное.

Вот только в этот раз никакие убеждения не срабатывали.

Что за несчастье такое было с ней?

А родители где были и почему позволили своему не совсем здоровому ребенку оказаться в такой ситуации?

Уже и вечер наступил, и в редких домах в деревне зажегся свет, а Гром все не уходил.

Только мрачнел с каждым проведенным здесь часом все сильнее и сильнее.

У нее даже свечей не было, чтобы в доме было хоть немного светлее.

Зачем она сюда приехала, если у нее не было элементарного понятия о том, как выживать в такой глуши и без того, что люди гордо и заносчиво называли «цивилизацией»?

Ужасную лачугу освещал только тот свет, что шел от огня в печи, который девушка поддерживала постоянно.

В ее душе была просто черная дыра.

Не почувствовать это было не реально даже с такого расстояния.

Гром и сам знал эту боль.

Он жил с ней много лет, а легче никак не становилось.