— Забирай немедленно свою мерзкую лягушку!
— Как я его заберу? Он, знаешь, на зов не идет. Я его тренирую, конечно, понемножку, но…
— Ну, и черт с ним, — сказала Ева, — раздавлю, сам виноват будет. И хватит вокруг меня ползать, Ним! Потеряется, помрет, потом заново вызовешь.
— Тихо, там что-то железом лязгает! Блин, это же Хохен. А никто не видел мою подушку? Я же на ней засыпал.
— На тебе твою подушку!
— Ну, и куда ты ее закинула? Ничего же не видно. Не знаю, как мы сейчас куда-то пойдем. Темень такая…
— Так, у кого тут лисье обоняние? Нимис, ты запах реки можешь учуять?
— Я тебе что, служебный спаниель что ли?
— Мне не кажется, — послышался голос Лукася, — что ночное путешествие было такой уж здравой идеей. Особенно без зелий зрения в темноте.
— О! Какая же я дура, — рассмеялась Ева, — у меня в инвентаре их пара бутылок так и валяется!
— Первый раз слышу, чтобы Евик был так самокритичен, — раздался шепот Акимыча у меня над ухом.
— Я все слышу! Так, зелье пью я, Акимыч, давай руку, Нимис, хватайся за Акимыча, дальше Лукась, Гус… Нимис, если это ты продолжаешь ползать по земле, то прекращай. Ничего с твоей лягушкой не сделается, это твой фамильяр, он к тебе навеки привязан.
Послышался звук глотка.
— Ну, другое дело, — сказала Ева, — все друг за друга ухватились?
— Ты Сулеймана ибн Дауда не видишь случайно?
— Не вижу!! Всё, выдвигаемся, инвалидная команда! И не забываем соблюдать тишину по мере своих сил.
Глава 21
Ничего хорошего, разумеется, из этого не вышло. Как бы аккуратно Ева ни вела нас, пытаясь обходить корни и коряги, но лично у меня уже минут через десять ноги были спереди все в царапинах от сучков и колючек, а сзади — в синяках, которыми их усердно награждал Лукась, то и дело спотыкавшийся и пинающий меня в икры.
— Жаль, что расу несь не выбрал, — сказал я, чертыхнувшись после очередной встречи с острой корягой. — Они же в темноте всё-всё видят, да?
— Вроде, да, — сказала Ева, — видят, как днем. Только все черно-белое, мир полностью теряет краски.