— Да ничего! — нахлобучивая меховую шапку, отвечал муж. — Радек опять, наверное, что-нибудь придумал среди ночи, теперь хочет поделиться.
— За ним это водится, — зевнув, проговорила Даша. — Не задерживайся только…
Только теперь Соколов решил обидеться на старого товарища, высказать ему в шутку, конечно, пару ласковых. Да тут же забыл о своем решении, едва толкнул дверь. Дверь поддалась с трудом, а в лицо вместе с тугим и холодным ветром бросился ворох колючих снежинок. Один из охранников-дауров, из которых состоял рядовой и сержантский состав кремлевского гарнизона, подняв воротник, проследовал за Вячеславом, прикрывая лицо рукавицей и что-то шипя на своем языке. Ночью поднялась сильная метель и упала температура, что было привычным явлением для марта, да и в апреле, бывало, вместо ожидаемой оттепели мог вдарить мороз и высыпать снег.
С некоторым трудом из-за дующего в лицо сильного ветра Соколов добрался до двухэтажного здания клуба, на втором этаже которого располагалась радиостанция, комната отдыха радистов, небольшое общежитие и учебный класс радистов-стажеров. Амурец, первым поднявшись на крыльцо, потянул на себя массивную ручку входной двери, которая была обита по краям кожей для защиты от сквозняка. Войдя в предбанник, где, в отличие от улицы, царила тишина и покой, они оставили верхнюю одежду и вошли в едва освещенную прихожую, откуда тянулся полутемный коридор. Там, впереди, бил яркий свет из открытой двери радиокомнаты.
— Максим, ну что там такого срочного? — выкрикнул Соколов, направляясь туда.
— Товарищ Радек вызывал! — тут же показалась из дверного проема вихрастая голова стажера. — Ждет…
— Сеня, сядь, попей чайку, — войдя в комнату, предложил охраннику Соколов, уже давно уяснивший, что отправлять того спать — дело пустое… Инструкции начальника гарнизона амурские гвардейцы выполняли беспрекословно, невзирая на чины. — Ну что тут… Ангарск на связи! Соколов слушает! Прием! — Вячеслав сел в освобожденное радистом кресло у рации.
— На связи Новоземельск! Радек! Приветствую, Слава! — Голос профессора показался начальнику взволнованным.
«Ну точно, что-то придумал», — подумал он и усмехнулся:
— Даже про самолет не спросил…
— Слава! — продолжил Николай Валентинович. — Она… Ты… Срочно приезжай! Немедленно приезжай!
— Николай, что с тобой? — опешил Соколов, услышав сильно волнующегося профессора. — Прием!
— На связи! Самолет летает?! Вот как погода уляжется, сразу прилетай! Все, жду! Конец связи…
Вячеслав непонимающим взглядом оглядел сидевших с ним в комнате людей и осторожно осел в кресле. Только даур, казалось, невозмутимо и с удовольствием потягивает горячий чай, а притихший Афоня, стажер из посадских, с удивлением смотрел на начальника широко открытыми глазами. Радист Максим, один из первых переселенцев в Ангарию, кидал на Соколова заинтересованные взгляды, не смея спросить его о причине возбужденного состояния профессора, отличавшегося прежде спокойствием и выдержкой. Вскоре Вячеслав сбросил непонятное оцепенение, овладевшее им после разговора с Радеком. Такое поведение профессора было совершенно неожиданным, волнующим и даже… Пугающим? Нет, нет и еще раз нет! Если бы Николай хотел что-то сказать, он непременно сказал бы это открытым текстом, как это принято, а не оборвал себя на полуслове. Ну хорошо, придется лететь на берег Байкала, благо «Орел» был способен на этот перелет. Топлива в один конец хватит точно.
Соколов решительно поднялся с кресла и, пожелав спокойного дежурства радистам, направился к выходу. Даур, благодарственно кивнув Максиму за чай, молча проследовал вслед за начальником. Снова выйдя на улицу, где ревела снежная метель, Вячеслав прокручивал в голове слова Николая и, уже на подходе к узкой улочке, заметаемой снегом, вдруг остановился словно вкопанный, поняв, что именно могло так взволновать этого «старого крокодила», как любил называть себя Радек. Только единственное нечто в этом мире способно на это.
Все оставшееся до подъема время начальник сибирской державы пролежал с открытыми глазами, заснуть он так и не смог. За завтраком, вяло отвечая на расспросы Дарьи, встревоженной его состоянием, Вячеслав поделился с женой своим выводом, отчего та, охнув, присела на лавку.
— И что же ты собрался делать, Слава? — спросила Даша растерянным тоном.
— Не знаю, — подперев голову кулаком, ответил он. — Пока не знаю. Но не стоит говорить об этом — еще ничего не известно наверняка.
— Ну да, ну да, — все так же рассеянно проговорила супруга. — Ты знаешь, это так… Нежданно, что ли.
— Ты не рада этому? — удивился Соколов и сразу же поправился: — Да что я говорю! Я сам как на иголках… Чертовщина.