Виктор, пытаясь найти среди маркеров пишущий, небрежно крутанул очередной меж пальцев и фыркнул:

– Не надо. Нас проще заново родить, чем перевоспитать. Мы ж уже одиннадцатый класс. Без пяти минут студенты!

– И за эти пять минут я ставлю тебе «четыре», а не «пять». Как бы ты ни решил.

– Ха, лох! – не удержался Фил и ткнул пальцем в приятеля.

– А одному раздолбаю, балансирующему между тройкой и четвёркой, я могу волшебным касанием превратить веселье в скорбь. – Елизавета Александровна многозначительно приподняла бровь. – Надо?

– Не надо, – процедил Фил, усаживаясь ровно и прилично, как в первом классе. – Видите, какой я смирный?

Варя держалась из последних сил. Её переполняло необоснованное чувство счастья и безмятежности, которое, пожалуй, бывает только в детстве. Варя рассмеялась. Рассмеялась громко и чуть ли не истерично впервые за эти месяцы, за этот чёртов день сурка.

Который наконец-то закончился.

Фил и Тёма тоже закатились необъяснимым звонким смехом, а Елизавета Александровна, прикрикнув на них для порядка, обречённо сменила Виктора у доски Машей, более спокойной и невозмутимой.

Когда они вышли из школы, на ходу застёгивая распахнутые куртки, Варя замерла на крыльце. Воздух пах талой водой, свежестью проталин и подбирающимся теплом. Вокруг витала весна. Варя щёлкнула кнопкой блокировки телефона, и качнула головой:

– Весна-а… Ребят, на дворе весна… Апрель скоро! И твой день рождения, Фил!

– Звездец… – протянул Фил, приобнимая её со спины. – А февраль с мартом куда делись? Я как-то из жизни выпал, что ли…

– Не ты один, – вздохнул Артём.

Крепко и тепло приобняв друзей за плечи, Тёма предложил сходить в кафе в такой чудесный день. Возражений не было.