Дэвид подошел ближе к люку и навел ствол винтовки на дверцу.
Раздался новый удар, дверца люка содрогнулась, из-под петель полетела штукатурка.
– Стрелять только наверняка, – сказала Лилли, встав рядом с Гарольдом. У нее не было пистолета, но она выставила перед собой нож Гарольда, готовая в любую секунду броситься на противника.
Гарольд обеими руками сжал рукоятку револьвера и навел его на дверцу.
Бах!
– Три… два…
Дверца распахнулась, в проеме показалось исчерченное морщинами, изнуренное лицо.
– Какого черта вы тут делаете, ребят? Принимаете солнечные ванны?
– О боже… – едва слышно прошептала Лилли, не в силах пошевелиться под взглядом блестящих глаз, которые смотрели прямо на нее.
Волосы Боба Стуки были грязны как никогда, он весь был покрыт пылью и сажей, как будто целую неделю провел в битумной яме или на археологических раскопках. Он улыбнулся остальным, его глаза сверкнули от радости, вокруг них собрались мелкие морщинки.
– Ребят, вы спускаться собираетесь или мне тащить шезлонг?
Глава двадцать девятая
У них был миллион вопросов, и Боб заверил всех, что впереди будет достаточно времени, чтобы он ответил на каждый из них, но пока ему нужно придумать способ провести двенадцать человек по кишащему мертвецами первому этажу к шахте служебного лифта, спустить их по расшатанным ступенькам в подвал, довести до тайной двери в соседний тоннель и в конце концов вывести в основной коридор полюбившейся всем подземной железной дороги.
Чтобы дети вели себя как можно тише, Барбара и Глория объявили игру в молчанку, причем победителю был обещан годовой запас вишневой газировки. Боб использовал старинную диверсионную тактику и бросил старую лампочку в противоположную сторону вестибюля ратуши; внезапный звон бьющегося стекла привлек ходячих, и они отступили от лифтов в задней части здания на одну-две критические минуты.
Они едва успели спуститься по служебной лестнице, прежде чем мертвецы учуяли их запах и пошли на него. Боб вогнал ломик в глазницу ближайшего к нему ходячего, захлопнул двери лифта перед носом у дюжины других и вслед за Гарольдом полез в темноту подвала. Еще через десять минут они уже миновали узкий боковой тоннель и вышли в главный коридор.
Боб шел первым по щиколотку в стоячей воде, в которой плавал вонючий мусор и мерзкие ошметки. Время от времени они ударялись о голые ноги детей, и ребятишки то и дело вскрикивали от страха.
– Видит Бог, – сказал Боб Лилли, заворачивая за угол на перекрестке тоннелей, выложенных скользким кирпичом, когда на поросших мхом влажных стенах появились первые отблески оранжевого света далеких факелов, – когда я провалился сквозь пол того колодца, мне повезло так, как не везло никогда в моей никчемной жизни.
– И что же случилось? – спросила Лилли, не в силах скрыть улыбку, которая сияла у нее на лице с того самого момента, как она неожиданно выяснила, что ее друг остался жив. Ее изодранная футболка была так грязна и так пропитана потом, что превратилась из светло-голубой в темно-серую. Нервы Лилли начинала трепать старая клаустрофобия, из-за которой ее волосы вставали дыбом, но пока ее сдерживали ничем не прикрытые радость, облегчение и благодарность за то, что у них снова появилась надежда. Лилли понимала, что Вудбери – дом ее мечты – был навсегда потерян для них, но главное было в том, что рядом с ней все еще оставались хорошие, преданные ей люди. Они шагали у нее за спиной: дети устали, но все равно шли вперед, подгоняемые волнением и страхом, а Дэвид замыкал процессию, держа наготове «AR-15».
– Я упал прямо на этих мерзавцев и сразу размозжил одну из голов.
– Да иди ты, не было такого.