— Я не против, — отозвался тот, — но есть один момент. Ты не думал, что потом крестьяне местные нас на вилы поднимут, когда мы начнём их сыновей к себе переманивать?

— За Влада ведь не подняли, — возразил Ник.

— Со мной всё не так, — начал объяснять Влад, — я ведь для семьи пропащий совсем был. Отец меня простил, конечно, но всё наследство брату уйдёт. Тут у нас обычно так не делают, всем сыновьям что-то достаётся, и земли обычно всем хватает, и дело сообща ведут. Разве что, в очень больших семьях кого-то сманить можно будет. Такие, которые живут очень бедно. Они согласятся, если сын их поддерживать станет.

— Вот видите, — улыбнулся Вольф, — экономика всё решает, развитие производительных сил высвобождает рабочие руки, которые можно временно занять непроизводительным трудом.

Тут разговор прервался, поскольку в дверь постучали. Кто-то очень настойчивый хотел попасть внутрь. Ник пошёл открывать. За дверью стоял Юзеф и как-то растерянно глядел на ходоков.

— Там к вам пришли, — сказал он, показывая на Влада, — его отец и с ним ещё один, говорить хотят.

— Претензии к нам? — подозрительно спросил Ник.

— Да какие претензии? — Юзеф махнул рукой, — стряслось у них что-то, теперь помощь ваша нужна.

Все пятеро спустились в зал, только Ник на всякий случай сунул за пояс револьвер, прикрыв полой пиджака. Мало ли что.

За столом сидели трое. Отец Влада, Ник его помнил, а с ним ещё двое мужиков. Судя по виду, это были селяне, причём, селяне зажиточные, слово "кулак" так и просилось на язык. Физиономии у всех троих были мрачными, словно кто-то умер или вот-вот умрёт.

Поставив дополнительные стулья, ходоки присели за стол. Ник, взявший на себя роль старшего, начал переговоры:

— Вы искали нас. Чем могу помочь?

— Да, вот, — отец Влада, разгладив широкую с проседью бороду, некоторое время мялся, потом начал рассказ, — с тех пор, как сын мой… того, ну, с девкой одной, её в деревню отправили, к родственникам. Она ревела страшно, но вытерпела, смирилась. Там дальше и жила бы. Да кто-то ей донёс, что Влад, которого она больше жизни любит, в ходоки пошёл, она после такого, словно неживая стала. Не плакала, а только молчала всё время. А позавчера вечером куда-то пропала, хватились не сразу, а потом найти не могли, нашли только записку её, что, мол, не ищите, в Пустоши подалась, за любимым, чтобы и помереть вместе. Собралась, еды с собой взяла немного. Да и на юг пошла. Подняли людей, быстро все окрестности прочесали, нет никого. Может и волки съели уже.

— Я, примерно, понимаю, чего вы хотите от нас, но есть один вопрос: а почему нельзя было парня с девкой, вступивших в незаконную связь, просто взять и поженить? Что мешало?

— Так я-то не против был, — словно оправдываясь, сказал отец Влада, — вот её отец шум поднял, он и в деревню её сослал, дурак старый, а теперь вот плачет.

Сидевший рядом мужик, тяжело засопел, но от комментариев отказался. На Влада было жалко смотреть, он готов был прямо сейчас вскочить и бежать за любимой, голыми руками раскидывая монстров со своего пути.

— А насчёт Влада, — продолжил отец, — я его, не подумавши, к вам направил. Зол на него был, вот и сказал лишнего. Кто же знал, что он, и вправду, пойдёт.

— Как бы там ни было, а он пошёл, — напомнил Ник, — и ходоком стал хорошим, ему в первом же рейде досталось сильно, ранен был, но друзей не подвёл, дрался с тварями, на которых и смотреть-то страшно.

— Так я… — начал, было, мужик, но Ник его перебил.

— Всё, хватит разговоры разговаривать, — ходок хлопнул ладонью по столу, — если найдём, пожените их без всяких разговоров. Нам за труды пятьсот крон, если найдём живую. Девка пешком пошла? Отлично, значит, недалеко ещё. Берём коней, оружие. Юзеф? Собери еды на три дня и овса коням. Выдвигаемся. Покажите только, откуда она путь начала?