— Либо вы сейчас же скажете мне, кто вы есть на самом деле, либо я стреляю.

Скромный быстрым шагом отступил на пару саженей, чтобы лже-матрос не мог выбить оружие ногой снизу, как ударил Блюмкина. Небо потемнело, звезды горели заметными серебряными точками. Булыжная мостовая подсохла, ноги уже не скользили. Корабельщик внимательно смотрел в лицо собеседнику, вовсе не замечая направленного револьвера. Далеко-далеко защелкала по булыжку тележка фонарщиков: они поджигали газовые рожки. Впереди по ходу, на Лубянской площади, вспыхнуло новомодное электричество.

— Ну что ж, товарищ Скромный. Могу предложить вам кое-что получше…

Человек в бескозырке не сделал ни шага ближе, но голос его волшебным образом звучал четко и ясно.

— Вы планируете провести в Москве времени до двадцать девятого числа сего месяца. Пятнадцать суток. Я предлагаю вам все это время провести вместе, потому как спину прикрывать мне понадобится еще не раз. От меня кормежка и ночлег. Приключений не ищу, но произойдут непременно. Уж будьте на сей предмет всеконечно благонадежны. Мне ведь еще и в Совнарком надо, к Ленину.

— И там вы тоже собираетесь говорить неприятные вещи? Учтите, что из Кремля так просто в окошко не выскочить.

— Я думал об этом. Но прежде решите все-таки: вы со мной? И спрячьте уже револьвер, фонарщики близко. Кликнут патруль, а зачем нам это счастье, ослепительное, как встреча с притолокой в темном погребе?

Товарищ Скромный задумался. Потом револьвер переложил в карман промокшего френча, но руку с него не убрал. Спросил:

— Почему вы так настаиваете, чтобы сопровождал вас именно я? Какие товарищи так меня рекомендовали?

— Так ведь я в самом деле присутствовал на конференции в Таганроге. Раз ваши товарищи звали вас поставить работу анархической группы, значит, они вам доверяют и знают, на что вы способны.

— Но тогда вы знаете, зачем я должен вернуться на Украину к началу июля.

Человек в бескозырке хмыкнул, подойдя чуть поближе:

— Я даже знаю, что вы ехали в Москву поучиться у великих анархистов, но нашли тут безделье и бумаготворчество. Вы очень горячо жаловались на это управляющему отелем Бурцеву, а в наше время даже у стен, знаете ли, растут немаленькой величины уши…

Тут Корабельщик отвернулся, поглядев снова на звезды, словно бы они значили для него что-то важное. Перевел взгляд на сжавшегося пружиной Скромного:

— Так вот, я вам готов отплатить знаниями. Вот вам для затравки, считайте, что сие аванс под сегодняшние ваши два патрона в потолок.

И, медленно сунув руку в тужурку — нарочно не в ту полу, где подмышечная кобура — вынул и подал Скромному небольшую книжечку, самый раз удобную для ношения в кармане, но при том отменно пропечатанную на превосходного качества бумаге, настолько плотной и гладкой, что капельки оседающего тумана скатывались, не впитываясь, не размывая удивительно четкие знаки.

Скромный повернул книжечку к свету зажигаемых все ближе фонарей и прочел:

— Спутник партизана… Дальгиз… Что такое «Дальгиз?»

Пролистал немного, снова пробормотал:

— Каждый партизан должен искать противника, чтобы уничтожить его… Немцы стремятся обходным движением уничтожить…