– Он больше не тренер и никогда им не будет.

– Ты за этим проследил.

– Я не дотронулся до него даже пальцем. Я просто протянул ему кусок трубы, похожий на тот, который он сломал о коленную чашечку Эрика.

– Но ты пригрозил ему.

На это Хэйес не ответил.

– Чаще мучения Эрика были психологическими. Он посещал приходскую школу. Директору доложили, что его поймали, когда он мастурбировал в кабинке туалета. Во время службы на другое утро директор использовал этот инцидент в качестве иллюстрации порочности.

У Эмори сжалось сердце от жалости к пареньку, которого публично унизили. На ее лице наверняка отразилось сочувствие, которое она к нему испытывала.

– Этот директор школы был священником?

– Да, слуга господа, – с горечью сказал Хэйес. – Когда я до него добрался, его перевели в школу в Лексингтоне.

– Я догадываюсь, что он подал в отставку после… нажима.

– Я был в церкви в то утро, когда он с кафедры признался в своей одержимости сексом.

– У него была одержимость сексом?

– Не знаю, но я ясно дал ему понять, что ему лучше всего признаться в этом грехе.

– Моральное разложение, – Эмори глубоко вздохнула и медленно выдохнула. – Были еще и другие. Коннел упоминал кого-то из Техаса. Кажется, парикмахерша?

– Тщеславная сука. Она стригла Эрика. Он в нее влюбился. Она высмеяла его в Facebook.

– И?

– Через несколько недель после Уэстборо я нашел ее в Уичита-Фоллс. После нашей встречи она поместила фотографию на своей страничке в Facebook. Обрита наголо. Без мейкапа, – Хэйес вздохнул. – Ну, ты представляешь.

– Наказание соответствует их преступлению.

– Это было не столько преступление, сколько злоупотребление силой по отношению к слабому. Согласен, я своего добился.

– А Флойды?