— Что происходит дальше?

Она опять дышала тяжело, голос ее был взволнованным.

— Я натягиваю веревки. Пытаюсь освободиться. Не могу пошевелить ногами. Но на правой руке… веревка свободно болтается на запястье. Я тяну. Я продолжаю тянуть. Запястье все в крови.

— Эндрю по-прежнему нет в комнате?

— Нет. Я слышу его смех. Слышу его голос. Но он доносится из какой-то другой комнаты.

— Что происходит с веревкой?

— Она падает. От крови она становится скользкой, и моя рука проскакивает…

— Что вы делаете потом?

— Я тянусь к скальпелю. Срезаю веревку с другого запястья. Все это так долго. Меня тошнит. Руки плохо слушаются. Они так медленно двигаются, а в комнате то темно, то светло, а потом опять темно и светло. Я все еще слышу его голос, он разговаривает. Я нагибаюсь и срезаю веревку на левой щиколотке. Теперь я слышу его шаги. Я пытаюсь сползти с кровати, но моя правая щиколотка до сих пор привязана. Я переваливаюсь и падаю на пол. Лицом вниз.

— А дальше?

— Эндрю здесь, в дверях. Он выглядит удивленным. Я тянусь рукой под кровать. И нащупываю пистолет.

— У вас под кроватью пистолет?

— Да. Это пистолет моего отца. Но рука такая неуклюжая, я еле удерживаю его. И опять в глазах все меркнет.

— Где Эндрю?

— Он идет ко мне…

— И что происходит, Кэтрин?

— Я держу пистолет. И раздается звук. Громкий звук.

— Пистолет выстрелил?

— Да.

— Из пистолета стреляли вы?