В татарской крепости и ее окрестности застали группу Крыловского. Его полки взяли твердыню два дня назад, теперь готовятся к штурму Таваньской, на острове, напротив Газы-Кермена, разбивают полевыми пушками вражеские башни и артиллерийские казематы. Встретились мы с Василием Петровичем душевно, он сохранил ко мне дружественное отношение еще со времен посольства в Москву. Пригласил меня в занимаемые им апартаменты бывшего командующего гарнизоном крепости Махмет-паши, пообедали горячим борщом и кашей с бараниной, запили новомодным чаем. За столом много говорили, рассказывали о прошедших боях, интересных случаях во время похода. После обсудили предстоящий штурм Тавани, предложил Крыловскому свою помощь в нейтрализации стражи, он принял с признательностью.
На рассвете по сигналу есаула парализовал татарскую стражу и удерживал в таком состоянии, пока не погасли последние ее ауры, полки Крыловского вошли в крепость. Дальше их штурмовые группы с привычной сноровкой взяли все укрепления, бои перешли на улицы и дворы, до обеда с татарами было покончено. Еще день казаки собирали трофеи, снаряжали дополнительный обоз, присоединившийся к нашему, два дня дожидались прихода основной группы Сирко. Мы с Крыловским отчитались перед атаманом о своей части похода, затем он тоже поведал нам о ратных делах, захваченных крепостях на Буге. Невольно почувствовал самодовольство, наша группа за то же время добилась гораздо больших успехов, да и крепости у нас мощнее и богаче, перебили больше осман и татар, взяли большую добычу, чем остальные группы, а потерь допустили меньше. Такую картину заметил Сирко, похвалил меня за проведенный группой Днестровский рейд.
В середине августа наше войско вернулось в Сечь, после распределения дувана, мы с Крыловским руководили этим хлопотным процессом вместе с сечевым казначеем и главным писарем, отпустили семейных казаков в свои хутора и слободы, сам я тоже ушел на месяц в отпуск. Перед расставанием Сирко предупредил меня, что осенью, после Покрова, планируется поход на чайках к османским крепостям и предложил возглавить его. Сил самому вести у него все меньше, возраст дает знать, уж семьдесят лет, надеется на меня, что постепенно заменю его в сечевых заботах. Он впервые заговорил со мной как будущим преемником, до сих пор не жаловался на свою немощь. Принял с благодарностью предложение старого атамана и дал согласие. Правда, назначение походного атамана будет решаться казачьим кругом, но кошевой уверен, что сечевое товарищество примет меня, уважения казаков ко мне в минувших походах и сражениях я завоевал немалое, да и верят они в удачу со мной.
Покончив с неотложными служебными делами, отправился к себе в хутор, а там меня заждались, второй день как войско вернулось, а меня все нет. Примерно такими выражениями встретили меня подруги, не скрывая слез радости, обнимали и целовали меня. Малыши вокруг прижимались ко мне, прося внимания к ним, каждого приласкал, одарил приготовленными заранее заморскими игрушками, взрослых платьями и золотыми украшениями с драгоценными камнями. Когда сошел первый поток эмоций, сели за стол в гостиной, жены дали мне спокойно поесть, а потом засыпали вопросами, едва успевал отвечать. После со своими хозяйками обошел двор и постройки, наметил срочные работы, необходимые материалы и снаряжение, со старшими детьми съездил в слободу, набрал всего нужного, так и прошел первый день дома.
Ночь же отдал без остатка соскучившимся по мужской ласке подругам, пришлось мне выложиться всеми силами, но справился, всем угодил, потворствовал всем мыслимым фантазиям жен. У меня возникло подозрение на сговор между ними, делятся "опытом" любовных игр, их ласки стали изощренней и смелей, даже у тихони Насти. В последующие дни занимался с подросшими помощниками хозяйственными делами, тут еще потянулись страждущие излечения хуторяне с округи, прослышавшие о моем возвращении. Пришлось почти весь день принимать пациентов, но оставил выходные, своих забот в нашем разросшемся хозяйстве хватает, надо заниматься ими, пока не начался новый поход. Так день за днем, ночь за ночью провел месяц отпуска, а потом вышел на службу, по поручению атамана стал готовить нужное снаряжение для похода.
В Войсковой Скрабнице, сечевом хранилище на одном из островков в устье речки Скрабной, отобрал полторы сотни чаек, годных для плавания, походные пушки, картечь и ядра к ним, порох, походные шатры, пологи, другие припасы и справу, вплоть до барабанов (литавр) и сигнальных труб. Потом с перегонной командой накануне праздника отвел суда с имуществом к причалам Сечи, оставил под присмотром своих помощников. В Покров с атаманом и сечевой старшиной отбыл службу в храме, а потом вышел в круг многотысячного казацкого воинства, прибывшего на празднование и в последующий поход. Кошевой поздравил казаков с праздником Святой Богородицы, объявил программу состязаний, а после заговорил о предстоящем походе. Пойдем морем к османским крепостям Аккермен, Килии и Констанцу на ста пятидесяти уже подогнанных чайках, в войске будет десять тысяч бойцов, среди них пожелавшие попытать воинскую удачу казаки с правобережья и Слобожанщины.
А после Сирко перешел к выбору походного атамана, сразу оговорил свой отказ физической и духовной слабостью, силы уже не те. Тут же поспешил утешить приунывшее воинство, сказав:
- Есть в Воинском братстве наша надежда, есаул Свирьков Иван. Годами молод, но уже отличился здравым умом и воинским талантом, к тому же отмечен божьим благословением в чудотворстве. В минувшие походы войско под его командованием свершило немало подвигов, побило много османов и татар, вернулось в большем числе живыми и здоровыми, с немалым дуваном. Я уверен в удаче похода с таким атаманом. Готов в заклад ставить свои седые усы и оселедец, но быть ему великим воином и магом на благо Запорожского воинства!
После такой проникновенной речи кошевой уже деловым тоном продолжил:
- Братья-казаки, вам выбирать, кто поведет вас в непростой поход, но мое слово твердое, лучшего, чем есаул Свирьков, не сыскать. Решайте, казаки.
Минуту после выступления атамана стояла тишина, потом громкий голос из строя моего бывшего куреня прервал ее:
- Иван Дмитриевич, дозволь речь молвить?
После согласия Сирко из круга в центр вышел десятник Василий Трегубов, повернулся к своим товарищам, так же громко приступил к своему обращению:
- Казаки, слово нашего атамана верное, достоин есаул Свирьков вести нас в поход. Шесть лет он с нами, еще юным джурой. Но уже тогда выказал многие таланты, всем казакам известные. Лекарил знатно, характерничал на нашу победу во многих боях. Вел сотню и курень в сражения, мы не знали с ним урона. А уж только чудом, божьим благословением можно назвать его промысел в Рождество, остановил осман и татар, спас всех сотоварищей от верной смерти. Быть есаулу Свирькову походным атаманом, такое решение нашей сотни и куреня. Зову все товарищество пойти с нами.
Десятник задал тон последующих выступлений, никто не пошел против мнения Сирко, все же его авторитет среди казаков огромный. Правда, некоторые казаки выступили с попреками в излишней строгости к насильникам во вражеских крепостях и городах, кошевой встал на мою сторону, резня мирных жителей не красит нас, перед всеми народами предстаем отпетыми злодеями. На обвинение в моих шашнях с вдовицами ответствовал:
- Он обидел кого, были сетования от вдовиц?
На отрицательный ответ обвинителя заключил:
- Если все обошлось миром, по доброму согласию, то простим есаулу сей невеликий грех, коль бог прощает ему. Так, казаки?
На общее согласие и смех собравшихся подвел итог обсуждений:
- Мы слушали товарищей есаула по братству, теперь скажите, казаки, избираем ли Свирькова Ивана Лукьяновича своим походным атаманом?