– Пппрости меня, – попросила я, стуча зубами так, что могла бы ими карандаши точить. – Ззза то, что пожаловалась на тттебя.

Саадат вздохнула, но промолчала, а я больше не в силах была говорить.

В моей спальне меня уже ждал тёплый халат, в который я тут же укуталась и, даже не приняв душ, залезла под одеяло.

Тут же Саадат протянула мне стакан с какой-то мутноватой жидкостью.

– Выпей это.

– Что это такое? – я видела её сквозь какое-то марево, видимо, уже начиная заболевать.

– Это чтобы не было ребёнка. Раньше я добавляла эту травку тебе в чай. Она защищает. Но не думаю, что Румия станет заботиться о тебе.

А ведь точно… Эль Хамад не предохранялся. Ему вообще, кажется, плевать на всё, кроме собственного удовольствия. А я даже не задумывалась об этом. Вот дура! Я же могла забеременеть!

И вроде отлегло после того, как осушила стакан с отвратительным на вкус снадобьем, но всё же неприятное ощущение засело где-то в груди. Как же мерзко. Они же даже за человека меня не считают. И если бы не Саадат, что было бы со мной сейчас?

– А что случится, если…

– Если что? Если у тебя появится ребёнок? – нахмурилась Саадат и тут же добила меня своим ответом. – Тогда его вырежут из тебя. Рожать шейху может лишь его жена. Я уже говорила тебе об этом.

Я сглатываю вязкую слюну, закрывая глаза. Отчего-то сильно клонит в сон.

– Спасибо тебе. За всё. Ты не такая уж и плохая… – шепчу одними губами, но Саадат, наверное, уже меня не слышит.

Настойчивое марево врывается в приятный сон, раздирая его, как яркую картинку, в клочья. Словно чёрный коршун сорвал с меня белое полотно забытья, и я вскинулась, сев на кровати. Прижала к груди ладонь, чувствуя, как колотится о рёбра сердце. По вискам струится пот, и трудно дышать, будто на грудь камень положили. Хватаю широко открытым ртом воздух около минуты, вглядываясь в пустоту. В спальне темно, и кажется, что давят даже стены, пытаясь меня расплющить.

Понемногу удушье отпускает, и вместе с ним отползает в тёмный угол страх. Наконец, включаю подсветку под потолком, быстро осматриваю комнату. Странно, я буквально кожей ощутила чьё-то присутствие. Или это сон был…

А ещё мне снилась тётя Глаша. И Катька. До сих пор не верится, что подруга могла взять деньги за меня и промолчать. Вот не верю и всё. Да она перевернула бы всю свою фирму, всех начальников во главе с Виктором Степановичем перетрясла бы. А потом и всю страну, если понадобилось бы. Добралась бы до высших инстанций, прокуратур и иже с ними. И помогла бы вызволить меня из плена. Это же Катька моя!

Но как бы отчаянно я ни сопротивлялась, а шейху всё же удалось посеять в моей груди зерно сомнения. И оно прорастало с каждым днём. В письме тёте Глаше я написала, чтобы она передала привет подруге, опустив момент с деньгами. И хорошо. Мало ли… Может, Халим соврал. Специально, чтобы боль мне причинить. Уж что-что, а это он умеет, как никто.

Дверь вдруг приоткрылась, а я подобралась, натягивая одеяло до подбородка. И смутилась, встретившись взглядом с шейхом.

– Добрый вечер, Райхана, – шагает в мою комнату, толкая дверь, и та хлопает как-то слишком громко. Я морщусь от боли в висках и почему-то вспоминаю, что выгляжу сейчас не очень хорошо. – Почему ты в постели в такое время?

– Добрый, – отрезаю холодно, сглатывая, и кривлюсь на сей раз уже от боли в горле. – А тебя это волнует?