— Знаешь такую поговорку: «Помоги себе сам»? Так вот я придерживаюсь этого кредо в жизни.

— Поэтому у тебя вся жизнь в полной жопе? — Ухмылка тут же слетела с довольного лица Троицкого. Он не привык, что люди разговаривают с ним настолько грубо. Диму действительно любили все! Все, кроме Дины. Её колючий характер и прямолинейность, граничащая с откровенной грубостью, переворачивала мир Димы вверх тормашками.

— Тебя это сильно волнует? — Дина сощурилась и сжала прекрасные малиновые губы в тонкую полоску злобы.

— Конечно, волнует! — С вызовом заявил Троицкий. Хоть Динка и была на порядок ниже Димы, весь её воинственный вид кричал о том, что рост не показатель силы. — В конце концов, я староста, хочет ты этого или нет, и я должен знать обо всех одноклассниках. — Теперь и в глазах Димы горела ясная решимость. Нет, он не был зол, но не позволял Чарской чувствовать себя безнаказанно и нагло. Во всяком случае, по отношению к нему самому.

— Кому ты должен?! — Хохотнула Дина, закатывая глаза. — Может быть учителям, которые только спят и видят, как бы поскорее от меня отделаться? Или Людмиле Сергеевне, которая разделяет с остальными эту мечту? Кому ты должен? — Дина вела себя развязно и очень напористо. Будто желала поставить на место Троицкого, сбить с него ненавистный ей его нимб святости.

— Себе. Я должен себе. Как старший одноклассник, который может помочь и помогает.

— Я тебя не просила, так что не лезь. — Отрезала Дина, прерывая нудный монолог Троицкого.

Чарская обошла Дмитрия, но тот внезапно ухватил одноклассницу за запястье.

— Хватит считать всех своими врагами! — Воскликнул Дима, притягивая Дину к себе.

От этой близости сердце Дмитрия на миг запнулось, сделало смертельное сальто и рухнуло вниз, к стройным ножкам прекрасной девочки Дины. Настолько прекрасной, что каждый раз при виде её Троцкий забывал, как дышать. А сейчас, невероятно притягательный аромат, исходящий от волос, от кожи Чарской, будоражил воображение восемнадцатилетнего парня.

— Чтобы быть моим врагом, нужно очень сильно постараться. — Тихо произнесла Дина, совершенно не замечая, как на неё смотрит староста класса и самый красивый парень школы. — Но ещё сильнее нужно постараться, чтобы стать моим другом. По большей части люди для меня никто. — Чарская подошла поближе, поправляя лацканы пиджака формы. — Так вот ты, — Дина грубо ткнула тонким, изящным пальчиком в чёрную рубашку Троицкого, — для меня никто, поэтому отвяжись. — И выдернув свою руку из ослабевшего захвата, перехватив ремень сумки в другую руку, Чарская ушла вперед.

Это было грубо. Для Димы, привыкшего к всеобщей любви и почитанию, это было тяжело. Ему было бы безразлично, услышь он подобные слова от кого-то другого. Троицкий даже бровью не повёл в сторону этого человека. Но в случае с Диной всё было иначе.

В Дину Чарскую староста 11 «Б» класса был безнадёжно влюблён.