— Вау-у-у-у…, — дружно и синхронно поддержали его коллеги по ремеслу…
Машина, сонно тронувшись с места, влилась — за несколько неуклюжих приёмов — в общий транспортный поток и неторопливо покатила, никого особо не обгоняя, по вполне даже приличному асфальтовому шоссе.
Впереди, по мере приближения к городу, почти прямо по курсу (вернее, гораздо выше этого курса), чётко поднималось-росло тёмно-серое облако-марево.
«Может, именно благодаря этому, жители Мехико и являются-получаются такими сонными?», — отметился очередным нестандартным предположением неугомонный внутренний голос. — «То бишь, благодаря разряженному горному воздуху и регулярному автомобильному смогу? А что тут такого? Вполне даже рабочая версия…. А небо в прорехах смога, тем не менее, лазурно-голубое. Ещё и очень-очень высокое. Эстетично смотрится, надо признать. А ещё и очень оптимистично, мол, добро всегда — в конечном итоге — побеждает. Или же, на крайний случай, никогда не сдаётся…».
Через некоторое время придорожный указатель известил о том, что они въехали на территорию городского района — «Койоакан». А на очередной прямоугольной табличке (крупными белыми буквами на тёмно-синем фоне), значилось: — «Museo Casa de Leon Trotsky».
Машина остановилась на светофоре, который задумчиво просигналил ярко-красной лампочкой. Ник заинтересованно повернул голову направо и мысленно прокомментировал увиденное: — «Зелёный сквер перед длинным симпатичным домом. А посередине сквера, под высокой величественной сосной, располагается ухоженная могила с приметным памятником: светло-серая прямоугольная каменная плита, на которой выбиты (вырезаны с помощью алмазо-содержащих дисков?), перекрещенные серп и молот, а чуть выше — надпись: — «Leon Trotsky»…. Да, воистину, неисповедимы пути твои, Господи. Ведь и я (пусть и косвенно), имею отношение к безвременной смерти Льва Давидовича. Ведь именно после успешного завершения операции «Зверёныш» (тогда, в 1940-ом году), диверсионной группе Рамона Меркандера и «дали отмашку» на физическое устранение Троцкого. Бывает…».
Автомобиль чуть заметно вздрогнул. Где-то тоненько и жалобно зазвенело разбившееся стекло — как результат резко-захлопнувшейся оконной рамы.
— Землетрясение? — забеспокоился Ник.
— А, ерунда, — плавно трогая машину с места, меланхолично отмахнулся шофёр. — Тут такое частенько случается. Почитай, почти каждый месяц. Ничего страшного. Поверьте…. Но иногда, увы, и по-настоящему трясёт. С разрушениями и человеческими жертвами. В последний раз — почти четыре года тому назад, в 1952-ом…. Может, сеньор приезжий, вас в гостиницу отвезти? Типа — если боитесь?
— Не надо. Следуем прежним маршрутом…
За последующие два часа они посетили-осмотрели (то есть, проехали на малой скорости рядом, а кое-где и вокруг), следующие городские достопримечательности: развалины древней пирамиды ацтеков, огороженные низеньким кованым забором, Национальный кафедральный собор, построенный в шестнадцатом веке, госпиталь Хесус Насарено, Муниципальный дворец, Национальный дворец, легендарную часовню Саграрио Метрополитано и ещё целую кучу старинных зданий, сооружений и развалин.
В двенадцать часов пятьдесят минут автомобиль — сонно и неторопливо — въехал на практически пустую ресторанную парковку. Въехал и, понятное дело, остановился.
— Как вам поездка, сеньор? — вяло зевнув, поинтересовался таксист.
— Впечатляет, — признался Ник. — Благородная и безупречная старина, так сказать. И зелени много…. Спасибо, любезный. Вот, держи денежку. Столько достаточно?
— Вполне, сеньор. Даже пересчитывать не буду. Лень, честно говоря. Всех вам благ…
Внутреннее убранство ресторана «El Cardenal» в полной мере соответствовало его многообещающему названию.
«Благородным средневековым духом так и отдаёт», — заявил внутренний голос, мнящий себя законченным эстетом. — «Причём, буквально на каждом шагу. То бишь, практически в каждой детали интерьера…. Во-первых, высокие сводчатые потолки со «вторым светом». По периметру второго этажа, огороженного высокими резными перилами, тянется узкая терраса с редкими дверьми, за которыми.… Да, что, собственно, скрыто за ними? Может, скромные конторские помещения. Или же, наоборот, так называемые «номера» с плотскими развлечениями. Всякое бывает на этом призрачном и неверном Свете. Всякое. Из знаменитой серии: — «Пока самолично не попробуешь — не узнаешь…». Во-вторых, стены, украшенные дорогущими шёлковыми обоями и завешанные (но, надо признать, сугубо в меру), всяческими профильными штуковинами: явно-старинными портретами сеньоров и сеньор с пышными кружевными воротниками и надменно-официальными лицами, милыми пейзажами с лёгким деревенским привкусом, тёмно-серыми рыцарскими доспехами, разнообразным антикварным холодным и огнестрельным оружием, лохматыми шкурами различных животных, развесистыми рогами лосей и благородных оленей, а также гербами, гербами, гербами. Причём, как личными гербами (герцогскими, графскими и баронскими, имеется в виду), так и общественными — городов, провинций и даже целых стран.… В-третьих, тёмная мебель — как нарочито-грубая, так и демонстративно-изысканная. Всякие там столы морёного дуба, стулья вишнёвого дерева с эстетично-выгнутыми резными спинками и вогнутыми ножками, кресла тёмно-коричневой буйволиной кожи и элегантные светильники на высоких чугунных ножках-подставках…. В-четвёртых, здешние ресторанные халдеи. Ну, очень солидные дяденьки: уже в возрасте, облачены в нарядные средневековые камзолы с характерными воротниками и крупными пуговицами-застёжками, сработанными из камня и дерева. А ещё все они (халдеи), с какими-то «отметинами» на мрачных физиономиях. У одного — кривой тёмно-бордовый шрам прихотливо змеится по правой щеке. У второго — огромное сизо-коричневое родимое пятно разместилось точно посередине лба. У третьего — усы стрёмные: узкие, длинные и с залихватски подкрученными кончиками…. Марку, суки надменные, блюдут, не иначе. Мол, каждая деталь интерьера, включая внешность обслуживающего персонала, должна быть продумана до мелочей. Дабы произвести на уважаемого клиента должное и неизгладимое впечатление. Маркетологи доморощенные, мать их консалтинговую…».
Метрдотель (со стрёмными усами), выслушав пожелание Ника о «приватной нише», согласно кивнул массивной головой, после чего предупредительный высокий официант (с родимым пятном на лбу и до невозможности сонными глазами), проводил гостя в дальний торец ресторанного зала.
«И никакая это и не «ниша», а самый обыкновенный эркер — с достаточно низким потолком и тремя широкими окошками», — усаживаясь за стол, покрытый тёмно-серой льняной скатертью, отметил Ник. — «Некая приватность, конечно, присутствует. Не без этого. Но, вот, эти огромные прямоугольные окна. Хм. Наверняка, весь эркер с улицы просматривается — как на ладони…».
— Меню, сеньор, — официант предупредительно протянул объёмную папку, заключённую в угольно-чёрную бархатную обложку с широкой светло-серебристой окантовкой.