— Нет, мы не закончили, — взвилась Кэрол.
— Да в чем проблема?! Тебе же ясно сказали — у меня большие способности к любви!
— Проблема в том, — ответила Кэрол, — что ты не реализуешь свой потенциал!
К тому времени, когда мы отыскали то самое «место» в Сан-Диего, все трое, к сожалению, успели совершенно протрезветь. Неумолимо приближался рассвет. Секс с незнакомыми бабами уже не казался таким заманчивым без алкогольной смазки, сглаживающей моральные ухабы. Мы безуспешно торкались в двери винных магазинов, но все лавочки давно закрылись, бросив нас на произвол судьбы до нового дня.
Гарольд пошел первым. Я волновался, пожалуй, впервые за всю службу. Я, конечно, занимался этим и в штате Нью-Йорк, и в Пенсильвании, и в Джерси, и в поездах на ходу, и в другом транспорте, но никогда не спал с женщиной старше себя и такой… опытной и знающей, как проститутка. А вдруг я все делаю не так? Что, если столько лет я трахался неправильно?
Поэтому я ждал в коридоре, читая «Вэнити фэр», который кто-то оставил на столике. Бизнес был открыт в массажном кабинете — старая как мир уловка, которая уже никого не обманывает. Мне показалось странным, что они продолжали маскироваться — уже год как в Сан-Диего официально появился квартал красных фонарей — провинциалы пошли вразнос, — но, видимо, старые привычки умирают трудно. Декор был выдержан в эконом-классе: флуоресцентные лампы, мебель из ДСП, синтетический ковер четверть дюйма толщиной.
Клиенты шли косяком, словно рабочие муравьи, спешащие на случку к муравьиной матке. Каждые несколько минут хлопали двери, приглушенные стоны эхом отдавались в коридорах и маленькой приемной. Это был бордель для солдат, из чего я заключил, что и для морпехов, но и не только — никакой дискриминации по роду войск не наблюдалось. Я даже углядел взблеск знакомых знаков различия, но промолчал — мне не улыбалось отжиматься под бдящим оком морских пехотинцев или вылизывать им ботинки непосредственно в здешнем коридоре. Согласитесь, как-то нелепо нарываться на отрывание яиц в борделе.
Через двадцать пять минут Гарольд нетвердой походкой вывалился из раздвижных дверей. Я поздравил его с несокрушимой мужской силой.
— Не получилось, — сказал он, и его губы невольно сложились в огорченную гримаску.
— Что, телка не возбудила?
— Я сам себя не возбудил.
Гарольд впервые обрел опыт в бескрайнем море полового бессилия задолго до того, как я вообще узнал об этом, и потому казался мне менее мужественным. Я понимаю — это глупость, но в кипящем от гормональных бурь мозге мальчишки, которому нет еще и двадцати, крутилось, что ничто в мире не может удержать настоящего мужика от лишней палки, когда выпадает такая возможность.
— Попробуй снова, — предложил я. — Могу уступить тебе очередь.
Он отмахнулся, заявив, что с него хватит, и поплелся к ближайшему креслу.
— У меня пятьдесят баксов, — сказал я.
— Дело не в деньгах. Просто… Да иди уже, оторвись за себя и за меня.
Что мне оставалось? Я шагнул за дверь.
Через несколько лет после того, как Бет со мной развелась — кажется, я уже был женат на Кэрол, — я получил от нее особенно едкое письмо, из которого узнал, что я ничтожество, не ведающее о чести и неспособное выполнять обязательства, и мне нужно ознакомиться с теорией эволюции в надежде когда-нибудь присоединиться к доминирующему виду. Однако между скачущих купоросно-едких строк можно было кое-что прочесть — например, приведенный ниже сентиментальный фрагмент, который, как я понял, дался Бет нелегко:
В тот момент, когда ты вошел в наш массажный салон, с красным лицом, дрожащими руками, донельзя возбужденный, прикрывающий эрекцию каким-то глупым журналом, я поняла, что ты в меня влюбишься, и не имела ничего против.
В устах Бет это убогое признание равнялось самому прочувствованному шекспировскому сонету о покинутой любви, практически признанием, что на каком-то этапе я был ей небезразличен.