– Он всегда хорошо к вам относился, Арно. Помните прием в саду Елисейского дворца? Вы тогда и подружились.
– Я помню, Матильда. Вы можете рассказать, что произошло?
– Когда я вернулась, то нашла его мертвым. В кабинете.
– Он оставил записку?
– Да, просил у меня прощения за свой поступок. Она подавила рыдание. Марс спросил, можно ли было предположить нечто подобное.
– Когда Луи сегодня утром смешали с грязью во всех СМИ, он очень тяжело это воспринял. Он считал, что уже расплатился сполна, понимаете? Он все потерял. У него оставалась только честь. Эти записные книжки просто сровняли его с землей. Это гнусно. И бессмысленно.
Они вошли в кабинет. Эксперт-криминалист посторонился. Верх черепа снесло. Кровь и мозговая жидкость разбрызгались по потолку, запачкав внушительную хрустальную люстру.
Франклин был на сто процентов убежден, что это самоубийство: Кандишар зажал охотничью винтовку коленями и выстрелил себе в рот; время смерти соответствовало показаниям жены.
– Зачем убивать себя, когда уже нечего терять? – спросил Марс.
– Кроме чести. Вот в чем все дело. Некоторым очень тяжело терять лицо, – ответил Саша Дюген.
– Ага, поэтому они берут и разносят его вдребезги, ясно, – заметил Менар.
– Тот, кто отправил журналистам эти записи, наверняка предвидел реакцию Кандишара.
– Поверь мне, Саша, мы это выясним.
– Вы не говорили, что были знакомы с бывшим министром.
– Я много с кем знаком. Даже слишком много с кем. Иногда это мешает спокойно думать. Спасибо, что поехал…
Саша вновь оказался на улице Пети-Мюск около полуночи. Он вытер пятно краски на полу, расставил книги на некрашеных этажерках и купил кое-какую мебель. Однако ему казалось, что он в какой-то чужой квартире. Он разделся и голым вышел на балкон. Подняв голову к небу, Саша подставил тело под струи дождя и стоял так, пока не замерз, а напряжение не улеглось. Затем он принял горячий душ, лег на кровать и включил Джерри Маллигана. Джаз Западного побережья всегда его успокаивал. Но в этот раз чары не действовали.
Марс.
Ему вспомнились слова Лолы за столиком, в час временного затишья, на маленькой пощади вне времени, так напоминавшей Италию.
♦