На этот раз ни одна дверь в коридоре не отворилась и никто не поднялся наверх, чтобы положить конец томительному музицированию. Через некоторое время Камилла уснула, а когда проснулась среди ночи, в доме было так тихо, словно заунывные звуки арфы никогда не разносились по его коридорам.

Но теперь, несмотря на тишину, Камилле показалось, будто что-то изменилось в самой атмосфере Грозовой Обители. Звуки арфы навевали печальные думы, но в них не было ничего по-настоящему пугающего. В тишине, воцарившейся в доме теперь — когда сами стены словно застыли, прислушиваясь к молчанию, — чудилось Камилле нечто новое, действительно страшное. Тишину нарушал едва уловимый звук, словно кто-то крадучись пробирался по коридору.

Камилла села, потянулась за спичками и свечой, пламя которой сперва заколыхалось от дуновения ветерка, проникавшего сквозь открытую дверь балкона, затем окрепло, стало устойчивым. Внимание Камиллы сконцентрировалось на двери, выходившей в коридор. Ее спина внезапно покрылась испариной: она не помнила, заперла ли дверь на ночь.

Наконец она заметила, как перламутровая дверная ручка стала поворачиваться — едва-едва почти неуловимо. Словно чья-то невидимая рука мягко, но настойчиво пыталась сдвинуть ее дальше, но замок не пустил и дверь не поддалась. Камилла, как зачарованная, наблюдала, как ручка медленно, мягко возвращается в первоначальное положение. Из-за двери до нее донесся звук, похожий на легкий вздох, затем все затихло.

Камилла соскользнула с кровати, завернувшись в простыню, подошла к двери, приложила к ней ухо, напряженно, всем своим существом прислушиваясь, однако ничто не нарушало мертвую тишину дома. Тот, кто поворачивал ручку, мог сейчас стоять у двери и ждать. Как только она откроет ее — неведомый пришелец окажется в комнате.

Но в обступившей Камиллу тишине не было и намека на чье-то дыхание. Создалось впечатление, что невидимый посетитель уже улизнул, ступая по постеленному в коридоре ковру, поглощавшему звук шагов. Дрожащие пальцы Камиллы не могли двигаться так же мягко. В замке раздался щелчок, и она настежь отворила дверь, силой толкнув ее от себя.

За дверью никого не было, но теперь она явственно расслышала чьи-то шаги у лестницы. Камилла храбро выглянула в коридор — как раз вовремя, чтобы заметить белое пятно развевающейся ночной рубашки на лестничной площадке.

Камилла не долго думая, помчалась босиком к лестнице, взбежала наверх. По коридору перед ней быстро, словно плывя по воздуху, двигалась Летти; она направлялась к чердачной лестнице, держа в одной руке зажженную свечу, при свете которой Камилла увидела, как Летти открыла дверь на лестницу и исчезла за ней.

Сильно встревоженная, Камилла последовала за ней, понимая, что не следует пугать тетю Летти, которая, по-видимому, снова бродила во сне. Ее нужно остановить и, постаравшись не разбудить, уложить в постель. Все это нужно проделать очень осторожно.

Теперь Летти уже взобралась на чердак; она не обернулась, когда там появилась Камилла. Казалось, тетя Летти прекрасно знает, зачем сюда пришла и что собирается делать. Она сразу направилась в маленькую комнатку, где на брусе висело седло Алтеи. Там тетя Летти поставила свечу на полку и взяла в руки сверкающее стремя. Хотя ее глаза были широко раскрыты, Летти, как слепая, водила рукой по коже стремени, пока она нащупала седло. Затем ее рука двинулась к серебряной луке. Она поглаживала эти предметы, как старых знакомых, словно прикосновение к ним вселяло в нее уверенность. Камилла наблюдала за тетей, не зная, что предпринять. Теперь она уже жалела, что не позвала Гортензию, умевшую общаться с сестрой во время ее лунатических припадков. Прежде чем она успела решить, заговорить с тетей или тронуть ее за плечо и повести вниз, Летти снова взяла свечу, прошла мимо Камиллы, не замечая ее, и стала спускаться по лестнице.

Камилла тихо следовала за ней, пока Летти не проскользнула в свою комнату, закрыв за собой дверь. Очевидно, она благополучно вернулась в постель. Потрясенная и озадаченная увиденным, Камилла, оказавшись у себя, вышла на балкон. Свежий и прохладный ночной воздух струился по ее горячим щекам, страх исчез без следа.

Какие тайные мысли и печали поднимали Летти с постели и заставляли бродить во сне? И почему она ходила именно на чердак и трогала сбрую? Камилле снова пришли на память слова дедушки Оррина: «Последи за Летти».

Под балконом Камилле почудилось какое-то движение. Неужели в эту странную ночь кто-то бродит еще и снаружи? Скорее всего, это еловая ветка прошуршала по стене дома. Свет звезд залил серебристой паутиной и Грозовую Обитель, и поверхность реки.

Камилла вспомнила о предстоящей поездке верхом, и к ней вернулись мысли, которые она предпочла бы выкинуть из головы. В особенности задели ее слова Бута о Норе и Россе. Сначала она страшно разозлилась на кузена, но его замечание только подтвердило ее собственную догадку: тех двоих связывают узы более нежные чем дружба.

Бут прав: она должна поостеречься, иначе переменчивые и своенравные чувства не доведут ее до добра.

Камилла легла в постель, но долго не могла уснуть.

Несмотря на тревожную ночь, проснулась она рано. Солнце, поднимавшееся в золотом мареве далеко над Гудзоном, развеяло мрачные предзнаменования. Погода для верховой езды была самая подходящая, поскорее бы вырваться из стен этого дома и затеряться среди полей, холмов и лесов.

К некоторому удивлению Камиллы, тетя Летти спустилась к завтраку, хотя и выглядела подавленной.

— Мне жаль, что я расстроила вас своей затеей с верховой ездой, — сказала Камилла.

Летти принужденно улыбнулась.