За три дня, в придачу к напалму, я спрессовал два десятка милых кирпичиков, которых хватило бы на рытье целого котлована.
Для взрывателей я планировал приспособить громоздкие «штатные» образцы, прихваченные из Рима. Но эти бандуры не лезли в раскуроченные корпуса шутих и ракет. Ломать голову не стал – на помощь пришли детские рецепты богатой на события уличной жизни – марганцовка, сера, магний, запрятанные в кусок тонкой медной трубки с зажатым концом. Жалко, что не получилось достать гремучей ртути.[115]
К четвергу в селении появились гости. Георгий выполнил обещание – к нам пожаловали арамбаши зимовавших по соседству отрядов. Они желали выслушать план и оговорить доли.
Полдня прошли во взаимных препирательствах. Собравшиеся в Грабичи атаманы гайдуков требовали от меня открыть самое главное: какой город я собираюсь брать, как обеспечу их проникновение за крепостные стены и как нейтрализую гарнизон. Даже всех разбойников Черногории было явно недостаточно для атаки любой из бывших венецианских твердынь.
Я увиливал, как мог. Лишь заявил, что к нужному часу уничтожу большую часть защитников, а остальных загружу так, что им продыху не будет. Без нюансов. Подробности обещал выложить лишь перед самым штурмом, чтобы не вылезло где наружу. Советовал и им соблюдать осторожность. Для юнаков охраны, оставшихся снаружи дома, мы всего лишь координировали совместный набег на Боснию.
Сербы поворчали, но согласились. Матерые волки, они не доверяли себе и друг другу. Не доверяли и мне, но в набег шли. Слишком большой приз посулили им.
Казна дахия… Все сборы с побережья, золото от грабежей, товары и серебро осевших в порту турецких купцов. Сто тысяч пиастров. По тринадцать тысяч каждому из семи пришедших на мой призыв. Плюс сбережения жителей. Турки перевозили казну из одной крепости в другую, так что уверенно сказать, где же она, никто не мог. Я заявил, что буду знать точно.
К ночи два арамбаши отказались и уехали. Пятеро остались в деле. Теперь в будущем набеге на каждого приходилось по двадцать тысяч. Ухмылки на обветренных лицах стали шире.
Совместно пришлые гайдуки могли выставить сто восемьдесят человек. С четой брата – больше двухсот. Я уверенно заявил, что мне этого хватит, чтобы выбить ничего не подозревающего врага из любой цитадели и продержаться до подхода перяников и русского десанта.
До полуночи мы обсуждали план совместной подготовки… и доли в будущей добыче. Те места, что казались мне тонкими, я просто опускал. Напирал на количество золота и выгоды внезапной атаки. При описании казны не скупился на авансы. Арамбаши хмурились, но слушали.
6
Перед входом в казармы толпились свободные от караула чауши и гарнизонные солдаты. Завтра состоится казнь захваченного арамбаши, всем не терпелось насладиться таким редким зрелищем. Пока же можно было скоротать время в прохладе казармы, но… Служба – есть служба, и когда онбаши требует выходить и строиться, то рядовой идет и строится. По крайней мере, старается это сделать.
Провинциальные секбаны бестолково толкались и пробовали обрести порядок. Грузный купец, чье появление и вызвало суматоху, недовольно сопел рядом с нахмурившимся щуплым мулазимом, младшим офицером, пробовавшим организовать это людское стадо в приличный званию строй. Чуть в стороне собрались коруджу, янычары, за выслугой лет оставленные в гарнизонах. Воинская элита Порты, они всегда стремились подчеркнуть свое привилегированное по сравнению с провинциальной пехотой положение.
Наконец, толпа успокоилась. Купец торжественно зачитал письмо.
– Воинам Порты, надежным защитникам престола и опоре веры!
Солдаты одобрительно загудели.
– Негоцианты Бока-ди-Каттаро благодарят вас за то, что в минуты опасности, когда разбойники и душегубы совсем распоясались в нашем краю, именно вы, славные защитники обиженных, пришли к нам на помощь.
Купец набрал воздуха, вокруг заинтересованно примолкли.
– За то, что вы освободили наши дороги, изловили и наказали кровожадного Карабариса, мы, купцы, подносим вам эти сорок пять бочонков свежей вкусной прохладной бозы![116]
Секбаны роптали, недовольные подношением. Только янычары хранили молчание – кроме браги, купцы пожертвовали им еще и внушительный кошель серебра.