Мы разместились на скамейках за большим столом, одна половина которого, заставленная многочисленными приборами, представляла собой химическую лабораторию профессора Мальви.
— Досточтимый профессор, — сказал Роккер, — сегодня у нас шикарный обед! Поездка в город, не считая партии химических материалов, приобретенных согласно вашему списку, дала нам случай раздобыть наших гостей (поклон и танец брови) и гастрономию. Старина Тим — чудотворец. Он лишь немногим уступает апостолу Петру. Тот открывает двери рая, а дружище Тим открывает сейфы и массивные двери запертых магазинов. Угощайтесь! Вино, бисквиты, сыр, ветчина, чудеснейший ром! Прелестные кексы к вашим услугам, мисс. Не буду болтать, но, дорогой профессор, теперь, когда ваша дочь здесь, вы отбросите свое упорство и сообщите нам рецепт изготовления «пищи страусов Рук»…
Наступило молчание. Ультиматум бандитов был ясен.
Долгую ночь в сырой каменной комнате я провел без сна. Мысль горела напряженным огнем. Напрасно. Я не мог придумать плана освобождения профессора из плена бандитов. Незадолго перед рассветом я уснул.
Наутро меня и Иветту Ренье вывели во двор. Сияло жаркое мадагаскарское солнце. На широком дворе резвились огромные птицы. Некоторые, нежась в раскаленных солнечных лучах, лежали на горячем песке. Золотой страус, блистающее оперение которого сверкало золотыми каскадами больно для глаз, неотступно следовал за Иветтой Ренье, временами проводя клювом по ее желтому платью, которым он заинтересовался больше всего на свете. Быть может, он принимал женское платье за человечьи перья и недоуменно спрашивал путешественницу: «Почему ты не летишь? Ну, ну, попробуй разок!»…
Тим и Роккер расположились под навесом играть в карты.
— Посмотрите, у Тима, мой кошелек! — негромко сказала Иветта Ренье, останавливаясь против меня.
— А рыжий Роккер прикарманил мое портмоне, — ответил я, кажется, улыбаясь.
Через минуту Роккер проиграл все мои деньги.
— Довольно играть, — сказал Тим, собирая серебро, ассигнации и карты.
Но Роккер хотел отыграться. Узкие щелки его заплывших глаз горели неудовлетворенным азартом. Короткая рука выбросилась вперед, прикрыв потной ладонью рассыпанные карты.
Левая бровь у него судорожно дергалась, измышляя какую-то гениальную комбинацию. И вот он встал, подошел ко мне и, отогнав в сторону золотого страуса, под ногами которого он только что прошел, как между двумя колоннами, — профессиональным жестом приставил револьвер к моему виску и сказал:
— Пиши мне чек на десять тысяч фунтов стерлингов, иначе…
— Не продолжайте, — прервал я. — Конец формулы бандитов знаю наизусть: «иначе— порция свинца в череп».
Доставая самопишущее перо из кармана на груди, я выронил из него скомканный листок телеграммы. Роккер поднял его, прочитал и зарычал от восторга:
— Шестьсот тысяч фунтов! Три миллиона звонких долларов! Клянусь страусами, милорд, вы сию минуту напишете мне кучу чеков на все три.
Он ткнул холодным дулом револьвера мне в левый висок.
— Я напишу вам груду чеков на миллион фунтов стерлингов, — сказал я с готовностью, самой искренней, — если вы освободите профессора Мальви.
— Если вы скажете еще одно слово, я спускаю курок.
— Не вполне верю, чтобы вы так опрометчиво поспешили: я не написал еще ни одного чека.