Тетя Брон сразу же заявила, что я обязательно должна приехать. Мама сказала, что отвезет меня к самолету в Манчестер, и я была благодарна ей до слез, потому что в то самое утро, как мне надо было уезжать, заявился Бив.

Не знаю, что она ему сказала. Я закрылась в спальне и, дрожа, сидела на краешке кровати до тех пор, пока не услышала, как хлопнула дверь. Выглянув из-за шторы, я смотрела, как он уезжает, и мое сердце снова разрывалось на части. Однако я не чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока самолет не поднялся высоко в октябрьское небо. Я летела в Нью-Йорк, а затем — к Ниагаре, куда, как заверила меня Брон, за мной приедет один из членов ее семьи.

Раньше я бы прыгала от радости, предвкушая удивительную поездку, но сейчас ощущала только слабое облегчение. А еще мне было ужасно стыдно, что я так обманулась в Биване. Какая у меня добрая и замечательная мама, она повела себя так великодушно. Никаких «А я тебе говорила!» У меня не нашлось сил поблагодарить ее как следует, но потом я это сделаю обязательно. Когда пройдет эта боль и слабость и слезы не будут стоять комом в горле. Все этим месяцы, пока я была так дико, без памяти влюблена, я не желала слушать ни единого слова против. Наверняка скоро все в деревне узнают, какую глупость я совершила, и будут меня жалеть. Ни за что на свете мне не хотелось там больше появляться.

Поэтому я начала думать о Бронвен и Блейках. Брон приходилась маме младшей сестрой и уехала в Канаду искать приключений задолго до того, как я появилась на свет. Моя мать твердо считала, что лучше оставаться первым человеком в деревне, чем быть последним в городе. А Брон двадцать пять лет назад познакомилась с состоятельным канадцем по имени Реджис Блейк, недавно овдовевшим владельцем фруктовой фермы, и вышла за него замуж. Ее пасынку Карлу сейчас было где-то около тридцати, и он был холост. Ее собственный сын Стивен женился, но у мамы сложилось впечатление, что Брон не очень любит невестку. Еще была Мелани, семнадцати лет, любимица семьи. Говорили, что у нее прелестный голос; она училась на певицу. Судя по всему, тетя Брон была убеждена, что когда-нибудь Мел покорит своим пением всю страну. Ну, до этого надо еще дожить, а пока что, поскольку Мелани почти моя ровесница, мне, похоже, предстоит проводить с ней довольно много времени. Вот и все, что мне было известно. Время от времени мама и Бронвен обменивались семейными новостями по телефону, но меня мало интересовали родственники, которых я никогда не видела и которых, как я думала, никогда не увижу. И вот я лечу в лучах яркого света высоко над Атлантическим океаном, вперед, к новой жизни. К жизни без Бива! Мне предстоит научиться не скучать по нему, по его прикосновениям, поцелуям, по тем мгновениям, когда он смотрел на меня с такой тоской и желанием… Взбешенная, я отогнала эти мысли. Одно я знала точно. Никогда больше я не позволю себе впасть в такую зависимость от мужчины! Слишком велик риск, что потом будет больно.

В Нью-Йорке нас встретил курьер, чтобы проводить в отель. Со мной летели две британские пары: одни, по-моему, молодожены, а другие — мужчина и женщина постарше, которые явно решили, что меня следует опекать. Они представились как Джордж и Бетти Харрисоны из Лидса, что в Йоркшире. Я видела, как жена бросила быстрый взгляд на мое лицо, но ей хватило такта не задавать вопросов. Мне почти удалось скрыть побои под густым слоем макияжа, но я знала, что под глазом остался синяк, а с щеки не спала опухоль. Мы ехали в отель на такси, выслушивая устрашающие наказы водителя: не выходить по вечерам на улицу в одиночку, садиться только в желтые такси и никому, кроме гостиничных служащих, не позволять прикоснуться к своим чемоданам.

— Не то вам их больше ни в жизнь не увидать, — мрачно заключил он.

Харрисоны пригласили меня поужинать вместе с ними в ресторане, но я вдруг поняла, что падаю с ног от усталости. Войдя в комнату, я заказала себе в номер горячий шоколад и сандвичи, а потом, несмотря на ранний час, разделась и юркнула в постель. Я боялась, что мысли о Биве не дадут мне уснуть. Раскаивается ли он в том, что натворил? Скучает ли? Он столько раз клялся мне в любви. Неужели он вот так просто позволит мне уйти из его жизни? Я не сомневалась, что по-своему он действительно меня любил и невероятно привык к тому, насколько хорошо я разбираюсь в его проблемах, но это была собственническая любовь неуверенного в себе человека, а может, и не любовь вовсе. Он хотел обладать мной, претендовал на то, чтобы мое внимание было отдано ему целиком и полностью. У меня не должно быть другой жизни, отдельной от него, — так со временем обозначились его требования. На этой почве разгоралось большинство наших яростных, неистовых ссор. Биван был нездоров. Я знала это, но до сих пор боялась взглянуть фактам в лицо. Он нуждался в помощи, но, заикнувшись пару раз на эту тему, я только все испортила. Бедный мой Бив! Нет, уже не мой. Размышляя о нем, я крепко заснула до самого утра.

Сон удивительно меня освежил. В десять за нами должен был приехать экскурсионный автобус. Я спрыгнула с кровати и подошла к окну. Напротив, в лучах раннего солнца светло-серой туманной громадой возвышался Эмпайр Стейт Билдинг. Далеко внизу, в городском водовороте двигались крошечные машины, едва не сцепляясь друг с другом. Я в Нью-Йорке! Меня охватило волнение.

В кафе я тут же наткнулась на Харрисонов, усердно расправлявшихся с огромными порциями яичницы с беконом.

— Хорошо спалось, дорогая? — спросила Бетти. — Мы даже чуть-чуть поволновались за вас вчера вечером, правда, Джордж? Вы были такая бледненькая.

— Я в полном порядке, — заверила я и улыбнулась, хотя губа у меня все еще побаливала. — Спала как убитая.

— Вот и хорошо. Вы ведь едете сегодня в город?

— Да, конечно.

— Тогда садитесь рядом с нами! Не слишком-то весело отдыхать в одиночку, разве нет? Особенно такой молоденькой девочке! Завтра едете дальше, к Ниагаре?

Они так старались быть любезными. А мне так хотелось, чтобы они оставили меня в покое!

— У Ниагарского водопада меня встретят родственники, — сочла я своим долгом объяснить. — По пути посмотрю страну. Дома я… попала в небольшую аварию, но сейчас уже все в порядке. Не стоит беспокойства. — И я прошла к столику, стоявшему поодаль, чтобы избежать дальнейших расспросов, а в автобусе ухитрилась сесть на несколько сидений дальше.

Однако по мере того, как день близился к вечеру, ко мне подступало одиночество. Интересно было увидеть места, о которых я так много слышала: Бродвей, пестрящий афишами с известными названиями; улица, на которой убили Джона Леннона, возле дома, где он жил; огромный Собор св. Иоанна Богослова с его изумительными витражами, роскошные торговые центры, — но рядом не было никого, с кем можно было бы поделиться своим восторгом. Нью-Йорк расположен между двумя реками, и после обеда мы отправились на экскурсию вокруг Манхэттена, чтобы взглянуть на город со стороны и посмотреть на статую Свободы. Вернувшись в отель, я приняла душ, надела платье из синего джерси и длинные серьги с жемчугом, которые мне подарила мама на день рождения. Я попросила ее вернуть Биву все украшения, которые он мне покупал. Я удивилась тому, что вообще забочусь о том, как выгляжу, и на этот раз приняла, хотя и неохотно, предложение Харрисонов поужинать вместе. Потом мы собирались подняться на одну из башен Всемирного Торгового центра, чтобы полюбоваться на ночной Нью-Йорк. Беспокоиться было не о чем. Джордж и Бетти слишком увлеклись обсуждением дневных впечатлений, чтобы приставать ко мне с расспросами об «аварии», в которую я попала.

Не знаю, чего я ожидала, но уж никак не предполагала, что вид на город с башни так захватывающе прекрасен. Когда мы вышли из лифта и ступили на смотровую площадку, город, раскинувшийся на темной земле, сиял золотыми отблесками. Улицы, площади, здания, мосты — все это светилось огнями до самого горизонта. По-моему, это зрелище тронуло бы даже самого пресыщенного туриста; я смотрела как зачарованная. Эта броская красота напомнила мне обо всех моих несчастьях.

Такими переживаниями просто нельзя не поделиться с добрым товарищем. Господи, отчего у нас с Бивом все пошло наперекосяк? Я прислонилась к колонне, кусая губы до крови, чтобы не заплакать.

Вскоре я взяла себя в руки, подавила вспыхнувшие эмоции, подошла к одной из ярко освещенных сувенирных лавочек и от нечего делать заглянула внутрь. Она была забита цветными майками с надписью «Нью-Йорк», блестящими шейными платками, брелоками, керамикой, картинками и открытками. Я выбрала пару открыток, одну для мамы, а другую — для моей знакомой из бристольской фирмы, где я работала, не позволяя Биву «содержать» меня полностью, хотя он осыпал меня подарками. Повинуясь какому-то порыву, я купила себе платок, переливающийся всеми оттенками синего, фиолетового и пурпурного. Подойдет к черному платью, которое Бив подарил мне на рождество. Я вернула ему украшения и драгоценности, но не могла же я отослать ему всю одежду, которую он мне покупал.