— И часто такое бывает?
— Раз в полгода. Иногда чаще. — Она отвечала машинально, сосредоточив внимание на меню.
— А когда вылет?
— С десятого по двадцатое.
— А в Нью-Йорке мы будем жить в номере вдвоем?
— Я собиралась жить у Оли, — автоматически ответила она. Оторвала взгляд от меню и удивленно посмотрела на Матвея.
— Смысл лететь вместе в Нью-Йорк, если ты будешь жить у Оли, — хмыкнул он.
Ему принесли кальян. Официантка расставила напитки. Анна заказала салат и «Мартини бьянко». Девушка мельком взглянула на Матвея.
— Не смотрите на меня так! Я без пяти минут женат! — воскликнул он. — Лучше побыстрее принесите ее заказ, потому что она голодная и поэтому злится.
Анна изумилась. Девушка покраснела до корней волос и испарилась. Матвей вдыхал кальян, пристально смотря на Анну. Она видела, что его взгляд прикован к ее ярко-ягодным губам. Цвет этой помады по-прежнему производил на него неизгладимое впечатление. В ночь перед снятием швов он смотрел на ее губы так же завороженно.
— Ты красивая, Аня! — поставил он диагноз. — Тебе идет эта помада.
Она вопросительно подняла бровь. Похоже, настроение Матвея резко изменилось. И в этот момент у нее вновь случился приступ глухого кашля.
— Ты хотел о чем-то поговорить?
Телефон Матвея заиграл мелодию. Он отвлекся на разговор. Судя по ответам, звонила мать, интересовалась событиями его жизни. Официантка принесла мартини. Анна закурила. Ее мобильный сигналом уведомил о новом сообщении. Она набирала ответ адвокату, уже не слыша разговора. В этом заключалась особенность ее мировосприятия: когда она печатала текст, то переставала слышать. Нажала «Отправить».
— Мама, ты же знаешь: с моим еврейским счастьем я встретил и потерял девушку, которая снилась мне всю жизнь. Ты бы ее видела! — чуть громче обычного завершил он. — Собираюсь. Как раз этим занимаюсь. Да, — сказал Матвей и положил телефон на стол.
Анна поняла, что разговор окончен.
— Как мартини?
— Отлично.
— Не люблю, когда девушки курят. Но тебе идет сигарета, — прокомментировал он.
Официантка принесла салат. Анна принялась за еду. Матвей же продолжал наслаждаться кальяном, бормоча себе под нос: