Брезгливо отпихнув пьяно бормочущего шута, Фентон взбежал по ступеням. Джеймс никогда не разделял всеобщего пристрастие к уродам и помешанным всех мастей. Вот, кстати, и еще одна местная странность: здравые и деловитые в быту, русские почтительно замирают, стоит одному из несчастных калек забиться в припадке, и видят в его безумных речах божественное откровение.
Джеймс догнал царя, тот приобнял его за плечи, и направился к хозяину дома:
- Вот гляди, сэр Джеймс, каковы у меня упрямцы. Чего я только не делал, дабы европейский вид ему придать. И добром просил и кары сулил, и полы длиннющие обрезал, и дубиной оглаживал! Ничто его не берет! Как ходил, так и теперь ходит! Борода до пояса, кафтан и шуба до полу. Веришь, бородовые деньги ему против положенных 60 рублев велел поставить вдвое, думал, может мошну пожалеет и обреется. Так нет, все едино с бородищей ходит, не борода - река! Ой, смотри, Никита Андреевич, не вдвое - вчетверо за сие безобразие платить заставлю!
- То воля твоя, государь, как велишь, так и заплачу. А честную браду, - боярин любовно огладил действительно роскошную бороду, опускавшуюся ниже пояса, - на поругание не отдам.
- Хорошо хоть сына с толку не сбиваешь, парень вполне европейцем смотрит.
- Алешка у меня человек молодой, ему за модами гоняться не грех, а я уже свой век прожил, мне на старости лет облик менять негоже.
- Так ведь сам помысли, боярин, ты ж отечество свое перед европейцами позоришь, они нас из-за длинных одежд и зарослей на мордах за дикарей почитают.
- И-и-и, батюшка Петр Алексеевич, - боярин лукаво поглядел на царя. Его медлительная и тяжеловесная немецкая речь, часто пересыпаемая русскими словами, была, тем не менее, вполне понятна. - Ты уж прости, коли я от своего стариковского ума твоему державному слову наперекор молвлю. Ведь не в одеже дело. Будет на Руси сильный флот, да армия, что любого в хвост и гриву расчехвостить сможет, да торговля с искусствами всякими ежели преизрядно разовьются, так нас эти самые европейцы и в долгополых кафтанах и с бородами, и даже нагишом и с зеленым кустом на голове, учнут с почетом принимать. А не будет сего, тогда хоть ты всех наших мужиков ихним реверансам обучи, все едино уважения в Европах не дождешься. Вот и сам ты как дело важное приспело, так купца англицкого не к своим босомордым повез, а ко мне, длиннобородому.
- Ох, гляжу, осмелел ты, боярин Никита, - пристальный взгляд круглых кошачьих глаз царя стал недобрым, блеснул жестокостью, - Слишком длинный язык можно вместе с головой укоротить.
Боярин склонился:
- В моей голове ты волен, государь.
- Вот и не забывай про то, - буркнул царь, уже не сердясь, - Ну, сперва давай главное, сиречь, вина и закуски.
Боярин захлопотал, повел гостей в столовую палату, начал отдавать приказания. Пока гости усаживались, Джеймс подметил довольно забавное явление. Дверь в палату была приоткрыта и в образовавшуюся щель глядели глаза. Глаза были довольно милые, опушенные длинными ресницами, однако же, противно природе они располагались не рядом, а один выше другого, кроме того было их штук пять и все разного цвета: серые, карие, зеленые, голубые. Глаза вразнобой стреляли по сторонам с общим выражением крайнего любопытства. Затем послышался весьма строгий и властный, хотя и молодой женский голос, многочисленные глаза исчезли, на мгновение сменившись одним глазом невиданного сапфирового цвета, затем пропал и он. Джеймс тихо засмеялся: похоже, хозяйка дома, разогнав подглядывающих служанок, сама не смогла сдержать интерес. Следует заметить, что глазки у невидимой хозяюшки на редкость хороши. Подумав так, Джеймс направился к гостям, которые не чинясь устраивались кто где хотел возле длинного стола. Такое небрежение порядком явно оскорбляло боярина, но раз рассердив царя, он не осмеливался вновь спорить.
Фентон поспешил занять место рядом с единственной женщиной в компании. Ему сказали, что дама - княгиня Мышацкая, сестра хозяина дома и супруга знатного вельможи. Не слишком молодая, она привлекала своим изяществом и великолепными манерами. Джеймс во что бы то ни стало желал познакомиться с ней, справедливо полагая, что именно в окружении этой вполне европейской леди он обнаружит самых прелестных жительниц города. Ведь было бы весьма обидно покинуть Московию, так и не завязав интрижки ни с одной российской красавицей.
Усевшись, Джеймс целиком отдался самому большому наслаждению путешественника - знакомству с иноземной кухней. Московитам было чем похвастаться. Стол казался рекой от заполняющего его рыбного многообразия. Бесчисленные пироги и пирожки с различной начинкой таяли во рту. Когда Джеймс напробовался так, что кусок уже не лез в горло, двери распахнулись и длинная вереница слуг внесла блюда, на которых гордой чередой плыли гуси и утки. Птицу подавали целиком, прямо с перьями. Джеймс несколько смутился, не представляя как можно есть дичь вместе с перьями. Здоровенную утку водрузили напротив него. Хм, остроумно! Утка оказалась полой, между крыльями стояла глубокая серебряная миска, в которой парили ароматами неизвестных Джеймсу приправ нежнейшие куски утиного мяса. Джеймс подцепил особенно аппетитный ломоть и с наслаждением принялся жевать, уже загодя примериваясь к гусю с гречкой.
- Наговаривают на тебя, боярин, - сказал Петр, шумно вгрызаясь в кость, - Слыхал я, что у тебя в доме ничего в рот взять нельзя. Вот ведь брешут люди! Ин ладно, к делу. Сам ведаешь, привез я к тебе благородного аглицкого рыцаря, сэра Джеймса Фентона. Рыцарь сей славный к тому же еще и по купеческой части мастак. Доставил он нам товар великой ценности - скорострельные корабельные бомбарды. Пушки вроде не простые, его собственного завода, и клянется милорд, что таких во всей Европе нету. Посмотрели мы те бомбарды, похоже, правду говорит, хороши, красавицы, никогда и нигде таких не видывал. Ну, мы их еще испытаем и не раз. Берется сэр Джеймс весь Балтийский флот таковой артиллерией преизрядно обустроить. Цену, правда, ломит - несусветную, но нам в битве со шведом любой перевес важен. Коли и впрямь пушки его так хороши как сказывает, соглашусь на сие дело. Думал я, кому поручить столь важную негоциацию, и выбрал тебя, - царь хлебнул анисовой, - Вступай с английцем в кумпанство и бери подряд на установку его бомбард на все парусники моего флота. Деньгами не заплачу, нету у меня денег, получите из казны лен, пеньку, ворвань, что там придется, англиец у себя распродаст и будете с барышом. А я с тебя подать возьму, - Петр лукаво усмехнулся, - Да смотри у меня, Никита Андреевич, чтобы все ладно было, я строгонько спрашивать буду. Я ведь ради тебя родного дядю от дела отставил, тебе верю, что справишься, сделаешь с тщанием и в срок, - Боярин низко склонился и благодарно припал к царской руке, - Ну, будя, будя мне пальцы-то муслить, вижу, что рад. Давай-ка, подливай.
Веселье продолжалось. Присутствие женщины и то уважение, что внушал боярин Опорьев, не давало лихой царской свите совсем уж перейти границы пристойности, однако, все лица раскраснелись от выпитого и съеденного, парики съехали набок, а кафтаны вольно расстегнулись. Келейники всепьянейшего собора уже валялись под столами и лавками.
Увлеченный беседой с княгиней, Джеймс не обращал внимания на царившее вокруг шумство. Он уже получил приглашение бывать в ее доме запросто и предвкушал то удовольствие, которое получит от дальнейшего знакомства с этой остроумной и злой на язык дамой. Неожиданно прозвучавшее имя князей Мышацких отвлекло внимание Натальи Андреевны от беседы с галантным английцем. Зычный голос бывшего царского денщика, безродного, но как уже было известно Джеймсу, почти всесильного фаворита Александра Меншикова перекрыл пиршественный гул.
Алексашка прихлебнул из стаканчика, аппетитно хряпнул соленой капусткой, полюбовался своими пальцами, изукрашенными многочисленными перстнями, среди которых сегодня сиял и подаренный Джеймсом огромный индийский рубин, и лукаво поглядывая на Никиту Андреевича, заговорил:
- Были мы давеча у свойственника твоего, князя Ивана Федоровича, и стало нам ведомо, что окромя всем нам известного сынка - достославного поручика Алексея Опорьева, имеется у тебя, Никита Андреевич, еще и дочка. А ты ее прячешь, никому не кажешь.